Так или иначе, я был рад возможности посетить лабораторию профессора Кэпла, познакомиться с методикой его экспериментов. Я застегнул портфель, посмотрел на часы и вышел, придав своему лицу такое выражение, будто тороплюсь на совещание, коему надлежит решить судьбу целого народа. Благо столик мой стоял всего в нескольких шагах от выхода. Впрочем, три или четыре человека покинули зал еще раньше, нимало не задумываясь над тем, далеко ли от дверей находятся их столики, и сохраняя на лицах самое беззаботное выражение.
В пятницу утром такси доставило меня на Гарвард-стрит, к ультрасовременному зданию Института экспериментальной психологии. «Шеф ждет вас в своей лаборатории», — сказала девушка, встретившая меня в вестибюле. Она любезно открыла передо мной дверь лифта, и через минуту я переступил порог лаборатории профессора Кэпла, находившейся на двенадцатом этаже.
Это была большая белая комната без единого окна, но ярко освещенная искусно скрытым источником света. Впрочем, сначала я принял за плотно зашторенные снаружи окна телевизионные экраны, жемчужно поблескивавшие на одной из стен. Их было десять, этих квадратных экранов, расположенных в один ряд метрах в трех от пола. Посреди комнаты стояли рядом два стола, между ними — маленький столик с какой-то аппаратурой. Когда я вошел, за столами, лицом к экранам, сидели мистер Кэпл и грузный мужчина лет пятидесяти, оказавшийся помощником шефа.
— Профессор Раницки, — представил его Кэпл. — Мой друг и ближайший сотрудник. На сегодня он уступает вам свое место.
— А вы, мистер Раницки?.. — спросил я.
— Не беспокойтесь. Сегодня я беру на себя функции лаборанта.
И опустившись в кресло перед маленьким столиком, он стал проверять аппаратуру.
— До начала осталось всего несколько минут, — сказал Кэпл, когда я сел за стол его помощника. — Я постараюсь ввести вас пока что в курс дела. Эксперимент будет проводиться одновременно в десяти камерах, на этих экранах мы увидим все, что там произойдет. Нечто вроде десяти небольших фильмов на один сюжет.
— Отнюдь не комедийный, — вставил Раницки, не поднимая головы от приборов.
— Как сказать, Фрэнк, — улыбнулся Кэпл, — как сказать! Любой сюжет можно разработать по-разному. А мы не знаем заранее, как разыграют его сегодня наши актеры. Но в общем-то Фрэнк прав, сюжет не из веселых. Если бы я был не психологом, а продюсером, я назвал бы такой фильм — «Покинутая». Или несколько энергичнее — «Разрыв». У нас же сюжет эксперимента формулируется так: «Он приходит, сообщает ей о том, что навсегда покидает ее, и уходит». Тема исследования связана с некоторыми аспектами психофизиологической проблематики, с изучением сравнимых реакций у представителей различных типов нервной системы. Именно в интересах сравнимости мы избрали одинаковую для всех и в то же время такую… м-м… такую критическую ситуацию.
— Осталась одна минута, — сказал Раницки.
— Спасибо, Фрэнк… Тогда — включим свои телевизоры.
Кэпл сделал беглое движение рукой — мне показалось, что он просто побарабанил пальцами по столу, — и белый куб телевизора плавно выполз из недр его стола. Раницки, не вставая, протянул в мою сторону руку, нажал кнопку (которую я готов был принять за какую-то таблетку, затерявшуюся среди лежавших передо мной бумаг), — и на моем столе всплыл такой же телевизор.
— Здесь, как видите, десять пронумерованных клавиш, — сказал Кэпл. — На верхних экранах будет нечто вроде немого кино. Нажатием соответствующей клавиши вы соедините свой настольный телевизор с любой из камер, и при этом будете уже не только видеть, но и слышать.
В это время раздался звонок, в комнате стало быстро темнеть, и над левым из верхних экранов зажглась надпись:
«КАМЕРА № 1. ДЖУЛИАН»
Затем — над вторым экраном:
«КАМЕРА № 2. ЭЛИЗАБЕТ»
Над третьим:
«КАМЕРА № 3. КЭТРИН»
— Вы можете разговаривать, — снова услышал я голос Кэпла. — Можете спрашивать обо всем, что вас интересует, не опасаясь помешать нам. В ход эксперимента мы все равно не вмешиваемся, мы здесь — только наблюдатели, как и вы.
— Наблюдение — это ведь тоже работа. И может быть, не менее важная, чем подготовка эксперимента.
— О нет, в данном случае это не так. Серьезное изучение результатов мы проводим позже, по каждому из фильмов. Позади нас установлена киносъемочная аппаратура, фиксирующая все, что происходит на экранах.
Я оглянулся и заметил в задней стене десять маленьких глазков, нацеленных на экраны.
— А звукозапись, — продолжал Кэпл, — производится аппаратами, находящимися в самих камерах.
. . «КАМЕРА № 8. МАРГАРЕТ»
«КАМЕРА № 9. ЭНН»
«КАМЕРА № 10. ЖОЗЕФИН»
Теперь под экранами одновременно зажглось десять одинаковых надписей:
«ЭКСПЕРИМЕНТ № 112-БИС»
И вслед за тем все экраны ожили, на них появилось изображение.
Комнаты молодых женщин. Одинаково расположенные (слева дверь, прямо и справа — окна), но по-разному обставленные. Похоже, но все-таки по-разному. И довольно хорошо. Очевидно, в соответствии со вкусом своих хозяек.
Они лежат; кажется, спят. Первой просыпается Кэтрин. Она делает мостик, потом вскакивает; приплясывая, подбегает к зеркалу, тремя взмахами гребенки приводит в порядок свои темные, коротко остриженные волосы, делая при этом уморительные гримасы. У нее гибкая фигурка, смуглое, лукавое, очень хорошенькое лицо.
Проснулись и другие. Одни поднялись, другие сладко потягиваются; девушка из камеры № 7 — ее зовут Джэйн — повернулась на бок и задумалась о чем-то, смотрит прямо перед собой серыми, немигающими, немного грустными глазами. Только обитательница камеры № 2 все еще не подает никаких признаков жизни.
— Что с Элизабет? — спрашивает Кэпл. — Неужели они опять…
— Не думаю, — отзывается Раницки. — Просто натура такая. Неторопливая.
Действительно, Элизабет в это время шевелится, спускает с тахты ноги, нащупывает ими туфельки, протирает кулаками глаза, снова на минутку прикладывается к подушке и лишь после этого, глубоко вздохнув, поднимается с тахты. Это пышноволосая, голубоглазая блондинка.
Теперь они убирают свои комнаты, в которых, собственно, и раньше никакого беспорядка не было заметно. Все девушки молоды и привлекательны. Они в цветных пижамах или пестрых халатиках. Одна из них — Маргарет — видимо, мулатка.
Кэпл берет на свой телевизор третью камеру, и сразу становится слышна модная песенка «С Томом не соскучишься», которую напевает Кэтрин. Да, не нужно быть ученым-психологом, чтобы понять: Кэтрин представляет здесь обладательниц холерического темперамента. Это видно и по быстроте ее движений, и по тому, что, задумав сменить цветам воду, она оставила вазочку на стуле и принялась вдруг взбивать подушки на тахте, и по тому, наконец, что поет она уже не про Тома (даже не уследил, когда она успела перескочить!), а совсем другую песенку — «Ненавижу я мальчишек».
Кого бы мне рассмотреть поближе? Я нажимаю клавишу с цифрой «2». Нет, Элизабет не поет, она движется по комнате неторопливо, почти бесшумно. И в то же время, хотя настольный экран вдвое меньше верхнего, изображение обретает больше жизненности. Слышен даже шорох занавесок, которые Элизабет развела пошире, чтобы посмотреть в окно, шелест страниц журнала, поднятого ею с ковра. Да, техника в институте Кэпла великолепная!
Элизабет, конечно, должна представлять здесь флегматический тип. Но ее спокойные голубые глаза… Да, у нее глаза поумнее, чем у других. У нее и у Кэтрин. И еще, пожалуй, у Джейн. Кстати, только у этих троих — полки с книгами… А красивее всех, пожалуй, рыженькая Джулиан. И она, по всей видимости, сангвиник, это чувствуется по уверенной силе каждого ее движения, по живости, в которой нет ни чуточки нерва… Что и говорить, актрисы подобраны толково!.. А к какому типу относится Джейн? Впрочем, профессор Кэпл давно ведь предлагал свою собственную шкалу темпераментов, ею, наверно, и пользуются в его институте. И кажется, в ней именно десять основных типов.