Я двинул Якудзе локтем в рожу, но тот перехватил удар. Зато он выронил нож, уже что — то. Мы с Якудзой оба повалились, частично на шконки, частично на пол.
Опалённый тем временем оттащил назад истекавшего кровью и рыдавшего Синтяна и перешагнул через Мятного Пряника, который все ещё валялся в глубоком нокауте.
Якудза захватил меня за шею и начал душить, из моего распоротого живота ручьем текла кровища. Ну хоть кишки не вываливаются, и на том спасибо.
В глазах стало темнеть, хватка у Якудзы была поистине железной.
Тем не менее, я как — то исхитрился схватить с пола нож Якудзы и вогнал его Ване Опалённому в пах. Опалённый, уже замахнувшийся было своим железным колом, всё же успел нанести удар, но сильно смазанный. В результате удар кола пришелся не по мне, а в голову Якудзе.
Хватка Якудзы ослабела, на лицо мне полилась кровь из рассечённого лба бурята.
Или Якудза не бурят? Впрочем, какая разница?.
Опалённый заорал не своим голосом, из промежности у него торчал нож.
Я вскочил на ноги, в глазах потемнело так, что я чуть не вырубился.
Тем не менее, я нашёл в себе силы выдать Опалённому качественный хук в висок. Получивший такую анестезию Опалённый перестал визжать, обмяк и упал на пол. Его стеклянный глаз вывалился и покатился по полу.
С Ваней всё, истечет кровью за пару минут, уже не встанет.
Якудза тем временем всё еще сохранял боеспособность, в чем я убедился, когда получил от него мощный удар по позвоночнику. Я схватил с пола биту Опалённого и, резко развернувшись, размашисто ударил наугад.
И не прогадал. Удар пришелся Якудзе прямо в кадык. Якудза захрипел и схватился за горло.
Дальше — дело техники. Я размахнулся битой еще раз и снес Якудзе половину лица. Якудза всхлюпнул и растянулся на шконке, не подавая признаков жизни.
Смерть на шконке — что может быть более подходящим для пожизненного арестанта?
Голова у меня сильно кружилась, боль в животе становилась невыносимой, и кровь из распоротого пуза все хлестала. Еще пара минут — и я вырублюсь от кровопотери, тут к гадалке не ходи.
Тем не менее, у меня хватило сил оценить диспозицию.
Опалённый без сознания и умирает, Якудза уже мёртв, Синтян скулит на полу, и ничего не видит из — за залившей лицо крови. Возможно у него и глаз — то больше нет, после моего удара бритвой.
Мятный Пряник всё еще в нокауте. Можно, конечно, добить его одним ударом биты, но я не привык добивать раненых. Как по мне, это подлость.
Последний боец, до сих пор так и не вступивший в бой, тем временем поднялся на ноги.
Некс Наковальня был выше меня на голову, а в плечах был шире раза в полтора. Не человек, а терминатор и Николай Валуев в одном лице.
Некс отшвырнул в сторону рыдавшего Синтяна и сделал еще пару шагов, как раз оказавшись на расстоянии удара битой от меня. И удар битой на самом деле последовал. Я целил в голову, но трудно произвести эффективный удар в голову человеку, который намного выше тебя. Особенно когда находишься в узком пространстве камеры.
Наковальня перехватил биту и резким движением вырвал её из моих рук.
А потом я не поверил своим глазам — Некс сломал профессиональную бейсбольную биту о колено, как тростинку.
Бить его кулаками или ногами очевидно было бесполезно, ему мои удары будут, что комариные укусы. Я нагнулся, чтобы подобрать финку, но в этот момент Некс схватил меня за горло обеими руками и, оторвав от пола, принялся душить.
В глазах совсем потемнело, теперь я не мог сделать ни вздоха.
Я попытался пробить Нексу в живот кулаком, но удар вышел таким слабым, что не свалил бы и ребёнка. Наковальня же его просто не заметил.
Легкие невыносимо резало и жгло.
Вздох, пожалуйста, хоть один вздох, хоть один глоток воздуха.
Тело больше не слушалось, руки и ноги стали чужими. Даже возможности сказать перед смертью нечто пафосное меня лишили.
Я вспомнил маму, вспомнил жену и детей, вспомнил девочку, которая мне сделала минет в школьном туалете пятнадцать лет назад.
Еще почему — то вспомнил учительницу истории — Александру Ивановну.
Зачем я её вспомнил?
Не знаю.
Александра Ивановна никаких минетов мне не делала, и вообще была уже стара, так что это было не эротическое воспоминание. Я с ней даже толком не общался, так как никогда не любил историю, всегда имел крепкий трояк по ней.
А любимым периодом русской истории у Александры Ивановны было Смутное Время… Почему так…
Всё…
Глава 2 — Охота на летающих косуль