Каждый из Кабаневичей сражался с двумя противниками, семья голландцев тем временем бросилась бежать вверх по переулку.
Последний седьмой сектант, тот который играл на свирели, избрал своей целью меня.
Его лицо было скрыто под черным колпаком, сам он был выше меня на голову, а вокруг его кулаков зловеще сияла красная аура.
Ну блин. В очередной раз блин, да.
И как мне сражаться, с вывихнутой рукой и без магии?
Очевидно, что никак. А когда никак сражаться нельзя — следует отступать. Это основа военного тактического искусства, причем любой традиции.
Я бросился бежать в сквер, но магократ в колпаке догнал меня и шарахнул магией по спине. Меня перекувырнуло в воздухе и швырнуло в кусты, кусты переломались вместе с моими ребрами.
По грудине разлилась резкая боль, дышать стало невыносимо трудно.
Вот теперь точняк всё. Довоевался. Теперь я определенно потерял остатки боеспособности. Вся надежда теперь была только на Кабаневичей.
Но эта надежда рассеялась уже через несколько секунд, вместе с самими Кабаневичами.
— Уходим! — раздалось в переулке рычание краснобородого кабанчика.
Подскоковы — Кабаневичи, судя по всему, осознали, что им не затащить эту разборку.
Переулок озарился голубым светом, и все трое Кабаневичей исчезли в магических вихрях.
Через секунду Подскоковы снова появились, уже в конце переулка, но только чтобы похватать Ван Дер Верфа и членов его семейства, а потом исчезнуть вместе с ними, теперь насовсем.
— Эй, а я? — захрипел я уже исчезнувшим Кабаневичам, — А меня эвакуировать, суки?
Вместо ответа я получил от бросившего меня в кусты сектанта мощный удар ногой по сломанным ребрам, от которого чуть не вырубился.
Сектант вытащил меня из кустов, протащил по траве и клумбе, а потом швырнул на брусчатку, залитую после боя с Кабаневичами свежей кровью.
Сектанты отделались довольно легко, все из них были на ногах, только хозяина медведя пошатывало. С девушки с пилой слетел черный колпак — маска, владелица пилы оказалась довольно миловидной блондинкой, с холодными, как лёд, голубыми глазами.
Еще без колпака до сих пор был рыжий Огневич, сдернувший свою маску ранее в порыве ярости.
Единственной потерей сектантов стал медведь, которого Кабаневичи буквально размазали по брусчатке какой — то мощной магией.
— Ушли, твари, — пробасил Огневич, — Трусы! Разграбим лавку! Сожжем её!
В руке у Огневича заполыхал огонь, было заметно, что этот маг свою магию искренне любит. Не зря же он кастует свой поганый огонь каждые полминуты.
— А с этим что делать? — спросил приволокший меня сектант.
Огневич тупо уставился на меня, а потом приказал:
— Да выкинь его нахрен. Зачем он нам нужен? Вон там мусорка справа. Если переломаешь Нагибину все кости — он как раз туда влезет.
— Я скорее в твою мамашу влезу, Огневич, — заметил я, сплюнув кровью на асфальт.
— Я его прикончу, — предложил Мартыханов.
— Фига ты посмелел, Мартыхан, — ответил я, — Легко быть храбрым, когда у меня ребра переломаны и нет магии. Че-т в клубе ты, помнится, не был таким дерзким.
— Прикончу! — зашипел Мартыханов, подходя ближе.
— Да стойте вы! — закричала блондинка, уже скрывшая свое личико под черным колпаком, — Неужели вы забыли? А как же Пушкин?
— Какой Пушкин? — спросил державший меня сектант.
— Александр Сергеевич, — объяснила блондинка, — Пушкинский обряд.
— Пушкинский обряд — только для лицеистов и магократов, — заспорил Огневич, — А не для этого дерьма. Он даже магией не владеет. И в Лицее не учится.
— Ну пожалуйста, братья, — взмолилась блондинка, — Неужели вам неинтересно?
— Ладно, я за, — согласился Мартыханов.
— Поддерживаю, — сообщил притащивший меня сектант.
— А, — Огневич махнул рукой, — Ладно, пусть так. Тащите его к Пушкину.
Сектанты двинулись к памятнику Пушкину, снова протащив меня прямо по газонам и клумбам, кто — то из магократов даже снова начал стучать в барабан. Другой тащил деревянный шест, корона на котором уже давно сгорела, а третий — флаг с эмблемой правящей династии.
Меня швырнули рядом с клумбой, в центре которой задумчиво восседал на постаменте бронзовый Пушкин.
Подумать только, еще часа четыре назад я тут предавался любви с Алёнкой. Вон даже бумажные пакеты из — под жратвы, которой я кормил холопов, валяются.