Огневич попытался прикончить меня прямо в воздухе огненным шаром, но я уже летел вниз. Раскрутившись в полете, я мощным летучим маваши гери свалил Здравурова, а блондинку остаточной силой того же удара отбросил на пару метров.
Потом я, как болид, объятый фиолетовой магией, рванул к Огневичу, захватил его и швырнул через себя.
На меня налетел меченосец, но ему я провел исключительно удачный прямой, как раз в то место, где под колпаком у парня должна была находиться челюсть. Меченосец обмяк, и явно надолго.
Осталось четверо, всё веселее и веселее.
Завладев мечом обмякшего магократа, я проткнул им насквозь кишки Огневичу.
— Магократа же можно убить, только вспоров ему сердце или мозг, — напомнил я Огневичу, — Так что ничего, оклемаешься.
Оставив меч в пузе у Огневича, я отбросил рыжего любителя огня от себя.
Еще минус один. По крайней мере, жечь меня больше никто не будет.
Упорный Здравуров тем временем налетел на меня сзади, сцепившись в полёте, мы пролетели по воздуху несколько метров и ударились о гранитный постамент, на котором раньше стоял памятник Пушкину, а теперь тупо памятник пустой скамейке.
Мы на несколько секунд вошли в партер, а потом я почуял неладное. Точнее говоря, у меня прихватило сердце, Здравуров явно ковырял меня какой — то своей лечебной магией. Только не лечил, а наоборот пытался ухлопать.
Защищавшая меня фиолетовая аура заметалась так ярко и стремительно, что я на мгновение ослеп. Вырвавшись из захвата Здравурова, я сам захватил его за шею, а потом припечатал головой о гранитный постамент, раз и еще раз.
Здравуров наконец обмяк. Его инфарктная магия вокруг моего сердца рассеялась.
Весь перепачканный землей от клумбы, где мы только что катались со Здравуровым, я поднялся и осмотрелся.
Весьма неплохо. Недурственный бой.
Оживлялов все еще валялся где — то в кустах в обнимку с остатками Пушкина, Мартыханов торчал из урны, Огневич стонал, пытаясь регенерировать пузо, в котором застрял меч, вырубленный владелец меча лежал рядом. Здравуров с разбитой башкой возлежал на клумбе, не подавая признаков жизни.
Блондинка и владелец медведя тупо стояли, ничего не предпринимая. В принципе я их понимал, я бы на их месте вёл себе также. А что тут еще предпримешь против такой имбы, как я?
Я неспешно покинул клумбу, истоптанную до состояния колхозного поля после сбора урожая. Моя фиолетовая аура медленно рассеивалась, но была готова в любой момент снова перейти в боевой режим и ослепительно засиять, я ощущал это нутром.
— Вообще я не бью девушек, — сказал я блондинке, — Только ты колпак сними. Охота глянуть на твою прелестную рожу.
Блондинка благоразумно покорилась и стянула с головы маску. Вид у девушки был злой и испуганный одновременно. Но это было в принципе нормально, в её ситуации.
Я ткнул пальцем в сторону Огневича:
— Вот эти буквы у него на шмоте. «V. P. A. R.». Что это означает? Я уже видал такое, на месте убийства моих родителей.
— Per voluntatem primae arboris revelatur, — нехотя ответила блондинка, — Это латынь. Означает — «Волей явленного Перводрева». Просто масонский девиз. И мы не убивали твоих родителей.
— Мда? — усомнился я, — А еще рядом с трупами родителей я видел надпись «Lodge IV». То есть четвёртая ложа по — русски. А ложи есть у масонов. Вот это ты как объяснишь?
— Да послушай, Нагибин… — перепугалась блондинка, — Не убивали мы твоих. Мы масоны — консерваторы. Мы вообще не убиваем русских магократов, никогда! И никакой четвертой ложи у нас нет. Мы не называем ложи номерами!
— Ну, меня вы убить сегодня хотели… — заметил я.
— Так мы думали, ты не магократ, думали, ты потерял магию, — начала было оправдываться блондинка, но я отмахнулся от неё.
Было и так понятно, что это сборище ряженых отморозков не причём. На месте смерти моих родителей творилась какая — то черная и сложная магия, вряд ли эти придурки в балахонах на такое способны.
Кроме того, где мои нищие родители, а где эти знатные сынки и дочки влиятельных магокартов. Нет, у моих родителей явно не могло быть никаких дел ни с блондинкой, ни с её товарищами, ни с их кланами.
Я повернулся к владельцу медведя, который застыл на месте и молчал, как будто надеялся, что я приму его за статую, типа Пушкина, или забуду о нём.
— Твой миша мне чуть рожу не отгрыз, — напомнил я.
Властитель над мишами сорвал с себя колпак, а потом, к моему удовлетворению, повалился на колени.
— Пощади! — взмолился он, — Я Медведянский, внучатый племянник министра и тайного советника!