Еще мне, как худородному и бедному барину, выдали ремень, пару пар белья, носовой платок и сразу же осеннюю форму одежды — черную шинель и картуз.
Потом барышня — завхоз протянула мне прозрачный пакетик, полный значков и шевронов:
— Вот эту нужно пришить и навесить на мундир. Знаки лицеиста — на грудь и на фуражку, герб вашего клана с листком хмеля — на левое плечо, курсовку с цифрой «I» — в левую петлицу мундира, знак снежинки — на грудь справа, серебряный желудь — в правую петлицу.
Вон образец на картинке, на стене. Думаю, справитесь. Можете приказать пришить вашей девке, если у вас она есть.
— Девка у меня есть, спасибо, — сказал я, принимая у завхоза пакетик эмблем, — Курсовка и герб клана — это всё понятно. А что за желудь и снежинка? Снежинка типа подчеркивает мою индивидуальность, а желудь — мою незрелость?
Завхоз рассмеялась:
— Вроде того. Снежинка — это ваша стихия, зима. Глубина написал в вашем личном деле, что у вас именно эта стихия. А желудь обозначает ваш ранг, второй. Опять же по документам, которые подписал князь Глубина, у вас второй ранг.
И я советую вам быстрее отправиться в свою комнату, помыться и переодеться. А то ваш нынешний костюм для занятий совсем не годится, уж простите. Вы весь в крови и земле. Вы по клумбам что ли всю ночь катались и бились головой о мостовую? Еще побрейтесь и сапоги почистите. С этим у нас строго.
— Мда? А сынок Огневича, я видал, ходит с бородой, — не удержался я от замечания.
— Ой, ну он же третьекурсник, и сын нашего любимого директора, да, — снова захихикала завхоз.
Судя по всему, ржать эта барышня вообще любила.
— Комната у вас триста восемьдесят девятая, в дальнем крыле, под Галереей, — сообщила завхоз, — Замок электронный, открывается смартфоном, ключ я вам выслала. В саму Галерею не ходите, там живёт знать, они вас побьют.
— Или я их, — уточнил я, — А с холопами — то что? У меня их двое, ждут у ворот парка.
— А, я сейчас пошлю слуг, чтобы их проводили, — спохватилась завхоз, — Холопов у нас дозволено иметь двоих — девку для утех и мелкой работы, а еще телохранителя…
— Как раз мой случай, — кивнул я, — У меня как раз девка и бодигард. Оба отлично справляются со своими функциями, кстати.
— Да — да, — согласилась завхоз, — Только жить в Лицее им, конечно, не позволят. Их поселят в общежитии за Лицейским переулком. Полным пансионом и трехразовым питанием обеспечат.
— А одеждой? — забеспокоился я, — У меня там один холоп, простите, голый. Буквально. Че-т я совсем нищий барин, уж простите еще раз…
— Одеждой тоже обеспечат, — захихикала толстушка, — Вы не переживайте. Я сейчас же пошлю позаботиться о ваших холопах. Вы только мне их имена скажите.
— Алёнка и… — я приткнулся и задумался.
В принципе, Глубина советовал мне спрятать Дрочилу, потому что если выясниться, что Дрочило — маг, то парню грозит смерть. Но, с другой стороны, а вот куда спрячешь столь примечательного во всех смыслах холопа?
Отсылать Дрочилу от себя было опасно, он не слишком умён и скрывать наличие у себя магических способностей долго не сможет. Спалится, как пить дать.
Так что Дрочилу я решил оставить при себе, для его же безопасности. Ну и для моей тоже, не без этого. Только надо бы его переименовать, на всякий случай.
— Алёнка и Семён Кулаков, — сообщил я завхозу.
— Ого, у вашего холопа есть фамилия! — удивилась девушка, — Вообще это не одобряется, знаете ли…
— Знаю. Но мы, Нагибины, вообще большие оригиналы.
Завхоз в очередной раз мило прыснула.
— Ладно, идите уже, Нагибин. На завтрак вы все равно не успеете, занятия начинаются в девять. Так что приведите себя в порядок. Расписание у вас на смартфоне, я выслала.
Если потеряете смартфон, оно же висит в бумажном виде на третьем этаже, в центре дворца. Ах, да. Ваша группа — В-14. И еще помните, что сегодня день похорон Императора, так что сделайте скорбное лицо и ходите так весь день.
— Ну, мне это будет просто. А вот у вас со скорбью явные проблемы, барышня, — я подмигнул завхозу, и она снова заливисто заржала.
Поблагодарив веселушку за помощь, я отправился искать свою комнату под Галереей, куда меня пихнули, как худородного барчука.
Дворец уже был полон студентов и студенток, черные мундиры наполнили его коридоры. У некоторых лицеистов на лицах и правда была искренняя скорбь по погибшему Императору, но большинство выглядели скорее встревоженными.