Так что не вижу никаких причин доверять словам магократов. Слова — это просто звуковые колебания воздуха, как известно. И проверить конкретно твои слова мы никак не можем, Нагибин. Короче, гони корону!
Каким образом из факта моего стукачества следовало требование немедленно отдать корону — я так и не понял, но, судя по всему, Пушкин ни о чём кроме бабла думать был не способен в принципе.
— Я могу проверить, говорит ли он правду, — неожиданно выступила вперёд Головина, — Я же телепат, это моя родомагия.
— Это как, интересно? — спросил я, — Баронесса, вы весь свой запас заклинаний уже потратили, еще вчера, на уроке магии. Забыли, что говорил Соловьёв? Если вы съедите еще трикоин и попытаетесь кастовать сегодня ночью — вам сердце порвёт, вместе с желудком.
А я не хотел бы разбивать вам сердце, вы не в моём вкусе, как я уже говорил. И глядеть на содержимое вашего разорванного желудка у меня желания тоже нет. Никакого.
— Это всё верно, Нагибин, — согласилась Головина, — Но вы не учли одного фактора. Дело в том, что я сегодня повысила свой ранг. Соответственно, у меня появилось одно дополнительное заклинание. Я могу теперь кастовать по три заклинания в сутки.
Ого! Вот это поворот.
Значит, не я один рискнул получить новый ранг сегодня же, не дожидаясь разрешения Соловьёва.
Нет, эта Головина определенно была опасной девкой. Если тут кто-то и сможет оспорить мои претензии на лидерство — то это Головина. Собственно, баронесса с момента самого нашего знакомства только этим и занималась.
— Ладно, я согласен, — кивнул я, — Мне скрывать нечего. Проверяйте. Только одна просьба — когда полезете ко мне в голову, не трогайте мои эротические фантазии. Дело в том, что в них нет вас, а это наверняка может вас обидеть, баронесса…
— Ну хватит болтать, — перебила меня Головина, — Думайте о ваших отношениях с Охранным Отделением.
Головина достала из сумочки древохранительницу, отщелкнула крышку и съела трикоин. Потом девушка активировала свою темно-синюю ауру и подошла ко мне, оглушительно стуча каблучками.
— Я весь ваш, баронесса.
— Заодно выясни, не хочет ли он нас обмануть с короной, — заметил всё еще озабоченный баблом Пушкин.
Головина проигнорировала это требование жадного потомка поэта.
Баронесса, как я уже успел убедиться, вообще показательно игнорировала всё, что не вписывалось в её планы. Но учитывала. Редкое качество для девушки, да и вообще для людей. И при этом полезное, если знать меру.
Головина положила наманикюренную руку мне на плечо и заглянула в глаза. Даже не в глаза, а прямо в душу.
У меня закружилась голова, я снова, как и на уроке по магии, ощутил присутствие внутри себя чего-то чуждого и постороннего. Как будто мне только что вставили новый зуб. Только не в рот, а прям в мозги.
Перед моими глазами замелькали воспоминания о моей беседе с Пыталовой. Я попытался сосредоточиться на том, что так и не выдал княгине информацию о короне и никого из корешей тоже не сдал, но получалось плохо. Наглая баронесса буквально долбила моё сознание, выискивая следы стукачества.
Впрочем, продолжалось это недолго, всего пару мгновений.
Потом аура Головиной ослабла, как и сама баронесса. Обессиленная Головина пошатнулась, я придержал её за талию.
— Руки, Нагибин!
— Лучше мои руки, чем пол, на который вы собираетесь упасть, — заметил я.
Но она уже пришла в себя, обрела равновесие и отступила от меня на пару шагов.
Экая пугливая лань. Интересно, она девственница? Ставлю на то, что да.
— Он не врёт, — подтвердила Головина, — Я видела. Шеф Охранки Пыталова его пытала, простите за тавтологию. Но он ничего не сказал про корону. И даже Пушкина с Чумновской не сдал, что они пытались убить Чудовище. Нагибин даже Прыгунова выгораживал.
— Мда? — усомнился неугомонный Пушкин, — А насколько точна эта информация?
— Это информация напрямую из моей головы, придурок, — ответил я вместо баронессы, — Куда уж точнее?
— Да, но вы с Головиной возможно в заговоре, — стал выстраивать шизоидные теории Пушкин, — Что если вы сговорились? Чтобы надуть нас и украсть корону? Что это ты её сейчас так обнимал, Нагибин…
Пушкин мне до смерти надоел.
Пора уже было переходить от дипломатии к жесткой дипломатии.
Я активировал ауру и сделал по направлению к Пушкину пару шагов, объятый светом моей фиолетовой магии.
— Эй! Эй! Я просто предположил! — тут же дал заднюю Пушкину.