Мужиков было человек сорок, все вооружены, кроме одного полковника. Этот явно был АРИСТО, на ремне у него болталась огромная шипастая булава.
Тюремщики в страхе созерцали меня, нацелив на мою половину головы автоматы. Полковник тем временем на ауре запрыгнул на громадный блок, упавший с колокольни, с этого блока перепрыгнул на кучу кирпичей. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от меня, полковник выхватил свою булаву и пощупал меня ей.
Булава вмялась в голубое сало.
Я поморгал своим громадным глазом и попытался послать полковника, но с половиной языка и без зубов у меня вышло только:
— О..Оа.. Уй…
— Что ты такое? — дрогнувшим голосом поинтересовался полковник.
Я попытался дунуть и сдуть этого ублюдка также, как раньше сдул Лейб-Стражниц. Но и тут меня ждал провал — силы моего рта больше не хватало на качественный дув, от моего воздушного потока полковник лишь слегка покачнулся.
Я попытался плюнуть, но половина моих губ не складывалась в трубочку, так что я только подавился собственной харкотиной и закашлялся.
Полковник хохотнул:
— Глупая голова. Это что вообще? Она наша или нет?
Судя по всему, за ходом боя полковник совсем не следил. Но, к моему огромному сожалению, какой-то сержант пояснил полковнику за положняк:
— Это враг, господин полковник. Он Лейб-Стражниц убивал. Я сам видел!
— Что ж… — полковник явно задумался, даже начал жевать свой длинный черный ус, — Раз ты враг — запрём тебя в камере. А потом доставил Его Величеству Павлу Стальному. Угрозы ты вроде не представляешь, волшебная голова…
Вот такое в мои планы точно не входило. Но плеваться или дуть было очевидно бесполезно, я не мог больше исполнить ни турбоподдув, ни смачный харчок. Вот если бы этот полковник подошёл ближе — я бы мог попытаться свалиться на него и задавить своим весом или куснуть его беззубой половиной рта. Но полковник был достаточно умён, чтобы ко мне не соваться. Так что я просто бессмысленно начал слабо раскачиваться на куче кирпичей…
В этот момент воздух вокруг вдруг засвистел — как-то мощно, но очень странно. Как будто где-то рядом вдруг запела в разнобой стая соловьев. Но никаких соловьев тут не было. Единственное в чем я был уверен, так это в том, что этот свист издаю не я…
Полковник тоже растерялся, он обернулся назад, бросил взгляд на крепостные стени:
— Это еще что за дерьмо? И почему бомбежка прекратилась?
Бомбежка и правда прекратилась, я видел зарево от пылавшего луга в небе, но ни одной ракеты не было. Взрывы тоже стихли. Потом я единственным глазом увидел, как в черных небесах за стенами Петропавловки загорелся и рухнул вниз вертолёт, еще пара вертолётов развернулись и полетели прочь от крепости.
— Там что-то не то… — пробормотал полковник.
И я был с ним солидарен, на лугу определенно происходило, мягко говоря, что-то не то. Силы самозванца как будто вдруг решили прекратить бомбежку и отступить. Может они просто уже выполнили боевую задачу, а может…
Свист тем временем продолжался, он даже как будто усилился, один из сержантов указал на ближайшую стену крепости и ахнул:
— Смотрите! Стена!
Я кое-как краем глаза вперился в крепостную стену и увидел нечто на самом деле впечатляющее. Выстроенная из огромных гранитных блоков стена за казармами самым натуральным образом дрожала и вибрировала, камни ходили ходуном, от неё даже отвалилось несколько булыжников…
— О, Господи! — полковник размашисто перекрестился, — Да что это такое? Османы напали что ли…
— Никак нет, Ваше Благородие, — доложил сержант, как раз выслушавший доклад по рации, — Девятый пост сообщает, что… Ну в общем, на лугу три дриады. И они поют.
— Что? — полковник аж побелел, — Дриады? И как они выглядят?
Сержант передал вопрос на девятый пост, видимо, находившийся где-то возле Иоанновских ворот, откуда было видно поле боя.
— Как девки, — нервно доложил сержант, — Голые. Красные. И они там всех убили…
Свист стал таким громким, что сержанту теперь пришлось орать:
— А мы почему живы, господин полковник?
— А леший его знает… — полковник призадумался, но уже через мгновение догадался, — Ну конечно! Стены же! Под стенами крепости закопаны Камни Ивана Грозного, они не пускают сюда смертельную песню дриад. Они искажают её и убивают её магию, вот почему мы живы, вот почему мы слышим вместо песни свист… Черт возьми, я должен лично увидеть дриад! Немедленно!
Забыв про меня, полковник было перескочил на громадный блок, отвалившийся с колокольни, чтобы потом с него спрыгнуть на землю, но в этот момент у полковника зазвонил смартфон.
Полковник выхватил устройство, поднёс к уху, выслушал какое-то короткое сообщение, а потом изменился в лице. Глаза полковника округлились от ужаса.
— Вот дерьмо… — полковник не сразу совладал с собой, но потом он заорал:
— Эвакуация! Срочно! Государь приказал разбомбить крепость! Солярис-бомбой! У нас десять минут!
— Разбомбить? — ахнул сержант, — А как же мы…
— А мы отсюда валим. Немедленно. И волшебную голову придется оставить, — полковник печально поглядел на меня, — По поводу этой головы приказов не было. В любом случае, солярис-бомбардировку никто не переживет. Ни дриады, ни эта забавная башка…
— А комендант? А заключенные? — продолжал кричать объятый страхом сержант, — А Камни Ивана Грозного? А как мы уйдем-то, Иоанновский мост разрушен…
— Ну так звони коменданту, придурок! — полковник явно был уже в панике, — И убираемся отсюда. На катерах, они в северном эллинге. Я хочу чтобы весь персонал был там через три минуты! Этой крепости хана, когда упадёт бомба — тут даже острова не останется, одна воронка на дне Невы. А на камни Ивана Грозного плевать, на заключенных тем более… Так решил Государь! Да не стой ты столбом!
Но сержант и не стоял столбом, он уже отдавал распоряжения по рации. Через мгновение свист от песни дриад заглушила завывшая сирена. Похоже, что в крепости начался серьезный шухер со всеми вытекающими. Бойцы в серых мундирах бросились куда-то за собор. Еще десять человек выбежали из казарм… Полковник спрыгнул на асфальт и тоже побежал…
Всё это, конечно, хорошо. Вот только у меня ног нету, так что я присоединиться к паническому бегству не смогу. А мне было нужно это сделать. Если я, конечно, не хочу проверить, переживу ли я солярис-бомбардировку. Мне почему-то казалось, что не переживу. Если эта бомбардировка убьет даже неизвестно откуда взявшихся дриад, то мне тем более хана…
Вот только что делать — было совершенно непонятно. Двигаться я не могу. Только думать. Так… Думай, думай, думай, Нагибин! Соображай!
Но сложно соображать, когда у тебя только половина головы, а вокруг воет сирена и бегают солдаты, а через десять минут на тебя сбросят какую-то местную Царь-бомбу.
Пожалуй, единственный верным решением было бы принять обратно человеческую форму. Ибо моё божественное тело почти полностью уничтожено, я теперь стал богом-инвалидом, если можно так выразиться. Но ведь и своё первоначальное тело барона Нагибина я тоже просрал, я его сжёг, еще когда сражался с Алёнкой…
Тем не менее я попытался обратиться обратно. И, естественно, у меня ничего не вышло. Никаких системных сообщений у меня перед глазами не вылезло, но я почувствовал, что мне некуда обращаться, не из чего делать мое человеческое тело. Оно же уничтожено, просто нет материала для него…
А сирена все завывала, а последние солдаты уже убежали с площади перед собором. В таких случаях герой обычно вспоминает какое-нибудь мудрое изречение своего сенсея и спасается, применив секретный приём. Вот только у меня не было ни сенсея, ни секретного приёма… Ну думай, Нагибин, давай!
Сенсея нет, материала для обращения нет… Стоп. Материал. Голубое сало, из которого я состою, для создания человеческого тела не годится. Оно только для божественных тел. Но ведь во мне застряли пули, которыми меня обстреливали на лугу, а еще пара обломков ракет, а еще даже кусок перилл Иоанновского моста — все это сейчас внутри моей половины головы. Сталь, свинец, какой-то армейский плутоний… Чем не материал для тела?