— Нет, я не желаю, Мила.
— Такие мысли, Константин Павлович…
— Но она меня довела. Она исковеркала мою жизнь! — вскричал Автономов и наконец-то соскользнул со стула на диван, оказавшись бок о бок с Миленой. ОНА ОТПРЯНУЛА?
— Мила!
— Да, Константин Павлович!
— Мы знакомы уже три года, но никогда не оставались наедине. Не странно ли это?
— Ну-у, как сказать… — ЗАСМУЩАЛАСЬ?
— Конечно, мои почтенные годы… — безобразно скривил рот Автономов. — А ты еще так молода.
— Ну уж и молода! Старушка уже.
— Молода, молода. Поразительно ты молода, Мила. Моя дочь — твоя ровесница. — ОПЯТЬ ЛЯПНУЛ! ЗАЧЕМ?
— Правда?
— У меня уже семилетний внук.
— Ну и что же?
— Я уже заслуженный пенсионер, — стонал Автономов.
— Вы прекрасно выглядите для своих лет.
НЕ ПОДДАВАЙСЯ НА ЛЕСТЬ, КОСТЯ. Расскажи ей о своих болячках — о несварении желудка, например, о частых запорах, обильном мочеиспускании, ночной ломоте в костях, приступах радикулита — ведь именно так, ты полагаешь, надо соблазнять женщину. СКАЖИ, ЧТО ТЕБЕ УЖЕ НА ПОГОСТ ПОРА, ЗАЖДАЛСЯ ТЕБЯ ПОГОСТ.
Но Автономов сформулировал иначе.
— Мила!
— Да?
— Мила, я готов хоть завтра умереть, если ты сегодня останешься у меня.
ОНА ВСКОЧИЛА? ОНА ВОЗМУЩЕННО ЗАВЕРЕЩАЛА: — Что вы себе позволяете, Константин Павлович! За кого вы меня принимаете? Или:
— Меня ждет дома дочь. Она первоклашка.
— А твои родители? Разве не приглядят?
— Приглядят, конечно, но я всегда ночую дома. И вообще, Константин Павлович, зачем? Не надо.
НАДО. ЕЩЕ КАК НАДО. ЖМИ, КОСТЯ. НАДО.
Он накинулся на нее, предположим. И ДАЛЬШЕ?
Многовариантность ситуаций. Так всегда бывает в жизни и на страницах.
Константин Павлович пылко обнял Милену, опрокинул ее на спину и прикрыл ее губы своими. Она застонала — ОНА ДАВНО НЕ БЫЛА С МУЖЧИНОЙ? Она забилась. ОНА СХВАТИЛА ЕГО ЗА КОРОТКИЕ ВОЛОСЫ И ОТОДРАЛА ОТ СЕБЯ? ИЛИ ОНА ГОРЯЧО ОБХВАТИЛА ЕГО ШЕЮ РУКАМИ? ЧТО ПРОИСХОДИТ — БОРЬБА ИЛИ ЕДИНЕНИЕ?
— Мила, Мила, милая… — бормочет Автономов сам не свой. У него дрожат руки, но он успешно раздевает партократку Милену, и она поддается с закрытыми глазами, с бессильными причитаниями: — Не надо. Ну, пожалуйста, не надо.
ИЛИ ВСЕ-ТАКИ ОСЛЕПИТЕЛЬНАЯ ПОЩЕЧИНА? — Вот вам, наглец! Не знала, что вы такой!
Или еще выразительней: — Ах ты, старый пес! Да как ты посмел! — И ПОМЧАЛАСЬ ВОН?
Или подчинилась все-таки его рукам, нсстарчески сильным? Или просто-напросто освободилась от его объятий, оправила кофточку, пригладила волосы и, порывисто дыша, проговорила с милой укоризной:
— Ну, Константин Павлович! Ну зачем же так? Останемся друзьями.
А Константин Павлович измученно признался:
— Я так стосковался по хорошей женщине, Мила, знала бы ты. Прости меня.
— Больше не повторится?
— Не могу обещать, Мила. Ты такая…
— Побегу домой. Пора.
— Я провожу тебя.
— А стоит ли?
— Стоит, стоит, — обессиленно отвечал Автономов.
СЧАСТЛИВ ОДИНОЧКА ХОЛОСТЯК, ОТВЕЧАЮЩИЙ ТОЛЬКО САМ ЗА СЕБЯ.
Ранним утром Сочинителя разбудил громкий стук в дверь. А именно под утро после тяжких ночных мытарств, после бессонных путешествий с боку на бок приходит к нему глубокое, блаженное забытье.
Я застонал и открыл глаза. Я смачно выругался. Кого принесло в эту пору? Кто посмел нарушить мое утреннее успокоение, какой мерзавец? Уж не Автономов ли это оголтелый?
Шлепая босыми ногами и пошатываясь, я прошел в прихожую и крикнул сиплым голосом: — Кто здесь?
— Открывай! — требовательно раздалось из-за двери.
Бормоча ругательства, я покрутил замок и распахнул дверь. Автономов стоял на пороге — свежий, деятельный и неистребимый. От него как будто пахнуло свежим ветром, а я передернул плечами в ознобе.
— Дрыхнешь? В такое время, в такую погоду? — жизнерадостно заговорил он входя.
— Какого хрена ты приперся в такую рань, шатун? — вызверился я.
Автономов хмыкнул. Он и не подумал обидеться.
— Кто рано встает, тому Бог дает, слышал такое?
— Начхать мне на твои народные мудрости! Я промучился целую ночь, а ты…
— Я тоже практически не спал, но, видишь, бодр и на ногах. Кофием угостишь? — спросил он, смело проходя на мою зачумленную кухню, не снимая даже ботинок.
— Откуда у меня кофе, сообрази?
— Ну, чайком. Я и от чайка не откажусь.
— Заваривай сам.
Я проследовал в туалет, затем в ванную. Сон был безнадежно прерван, восстановить его уже не удастся, разве только днем прикорну на часок. Мы, пенсионеры, живем по иным законам, чем молодняк, живем в ином измерении, на иной земле, где нестандартно течение времени. Мы, собственно говоря, в мыслях своих находимся больше ТАМ, чем ЗДЕСЬ. Краткий сон ТУТ подготавливает к бессрочному покою ТАМ. Но Автономов, кажется, позабыл, что он тоже пенсионер и что надо вести себя соответственно возрасту — кряхтеть, осторожно разминать кости, постанывать и с тоской коситься на неуемное солнце за окном. Похоже, что он радуется новому дню. Похоже, он думает, что ему нынче не пятьдесят пять с хвостиком, а всего-то, всего-то восемнадцать.