— За ней не заржавеет, — согласился Автономов.
— Раиса может обзавестись сожителем.
— За этой тоже не заржавеет, — кивнул он, соглашаясь.
— Зинаида тоже долго не засидится одна.
— Это уж точно.
— Ну а ты? Ты ведь останешься, по сути, без двора, без кола.
— Анатоль, я не собираюсь сюда возвращаться, — ровно произнес Автономов.
— Как так? Твою станцию могут напрочь прикрыть. Сам говорил.
— Могут. Говорил. Но я подстраховался на этот случай. Есть один маленький заводик, Анатоль. Я там прежде директорствовал. Сейчас там командует мой старый дружок. Он возьмет меня к себе в любую минуту моей остатней жизни. А пустых домов в поселочке — на выбор. Что ж мне волноваться из-за жилья, сам посуди, Анатоль?
Я уставился на него. СГИНЬ. СГИНЬ. ТАКИХ НЕ БЫВАЕТ. Мы, пенсионеры, осуждаем твое наглое и вызывающее поведение, Автономов. Ты оскорбляешь наше сообщество, не подчиняясь его этическим и физическим нормативам. Почему ты не хочешь жить спокойно и благопристойно и умереть в свой срок спокойно и благопристойно? Зачем ты тревожишь нестандартными выходками своих ровесников — например, Сочинителя?
ЗАЧЕМ ТЕБЕ БРОСАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЮ, ХРЕН ТЫ МОРЖОВЫЙ? — заорал я ему в лицо.
Он даже не дрогнул.
— А чего здесь такого хорошего, Анатоль?
— Как — что?! Люди тут, много людей. Машин очень много, улицу не перейдешь. Магазины, базары, библиотеки, музеи. Многоканальное опять же телевидение. Иностранцы шастают. Прямая связь с материком. Это не благо?
— Ну и херня, — кротко сказал Автономов. ПЫХ-ПЫХ!
— А денежки? Сколько ты загребал в этой фирме, ну-ка скажи мне!
— Оставь, Анатоль. Что ты понимаешь в деньгах! Когда я был не один, деньги мне были нужны. Теперь я о д и н, и мне, извини, на них насрать. Меня обеспечат продуктами на станции. Это все, что мне надо, — четко сформулировал свою жизненную программу бывший коммерческий директор.
— А я тебе скажу, караульщик, что ты позорно сбегаешь от Милены и вообще от житейских передряг!
— Выпей еще, Анатоль. А то ты зримо поглупел.
— И выпью! И еще сильнее поглупею! Дай стакан.
Он подал стакан, и я заполнил его значительными остатками «Белого аиста».
— Будь здоров, Костя. Сторожи хорошо, старый хрыч, — произнес я тост.
— Будь и ты здоров, Анатоль, — заухмылялся он. И чуть-чуть пригубил из своей стопки. — А скажи: ты все еще холостуешь?
— Пока да, — отдышался я.
— А в перспективе?
— А в перспективе, Константин Павлович, заведу гарем, — отвечал Сочинитель.
«Я забрал 40 томов из серии «Всемирная литература», оружейную коллекцию, кое-что из вещей. (Остальные книги увезет Анатолий.) Уезжаю надолго, считай, навсегда. Квартира в твоем (вашем) распоряжении. Константин».
Такую записку оставил Автономов Милене.
И город опустел после его отъезда. Так бывает. Уезжает один человек из ста, предположим, пятидесяти тысяч, а такое впечатление, что произошла повальная миграция, или дружная эмиграция, или массовая депортация — словом, отток жителей. Образуется зияющая брешь в народонаселении. Жизнь заметно тускнеет. Скучно на этом свете, господа, без Автономовых!
Чтобы не оставаться в полном одиночестве, я позволил все-таки герою своих «Путешествий» выжить и выздороветь.
С Натальей Георгиевной Маневич было сложней: она не подчинялась моим сочинительским прихотям. Она не давала о себе знать, а подкарауливать ее у входа в поликлинику, звонить домой и слышать холодные ответы сына, что мамы нет, — это уже было. Я РЕШИЛ ЗАБОЛЕТЬ. В конце концов, болезнь — испытанный сюжетный ход.
Звонок оказался удачным: Наташа сама сняла трубку. Она слегка встревожилась, услышав мой слабый, страдающий голос.
— Что с тобой? — спросила она.
— Жуткий радикулит, Наташа, — правдиво солгал я. — Рецидив радикулита. Не могу сходить в аптеку. Лежу пластом. Как быть?
Наступило молчание.
— И голодный, как пес, — жалобно продолжал я. — Запасы продуктов кончились и…
— Ты меня не обманываешь? — спросила она.
— Нет, в самом деле сильно прихватило. Если ты действительно врач…
Я детский врач, — напомнила она.
— Ну и что? Я тоже когда-то был ребенком. К тому же в старости люди впадают в детство. Мой случай, Наташа.
Опять было несколько мгновений задумчивого молчания.
— Хорошо, я приеду. Надеюсь, ты не симулируешь, — сказала моя бывшая женщина.
Трудно поверить, но факт: к тому времени, как она постучала в дверь, у меня действительно заныла вдруг поясница, меня согнуло и скрючило. НАКАЗАНЬЕ ГОСПОДНЕ!