Но я не интересовался игрой, пока не допил пиво, пока там не возникла какая-то заварушка. Тогда я сполз со стула и двинулся к месту побоища.
Автономов размахивал рукой и доказывал своему зятю, что не нарушил правила, что при его ударе не произошло касания кием других шаров, кроме полосатого. Аполлон мягко и улыбчиво утверждал, что касание всентаки было, а потому причитается с дорогого тестя штраф. Его поддерживали маркер и наблюдатели.
— А хули я спорю! — вдруг хулигански закричал Автономов, взмахнув рукой. — Даже при штрафе все равно партия в последнем шаре! Бей, Аполлоша.
Только три желтых и полосатый оставались на игровом поле, и все желтые были шарами мелкотравчатыми.
Тут же Аполлон загнал одного из них в лузу и покусился на второго, но тот ему не дался. Зато Автономов без особых хлопот уложил его в среднюю лузу, которой он, я заметил, отдавал предпочтение. Теперь расклад на столе был предельно критический. Последний желтый крепыш № 5 определял победителя. Он стоял у самого борта, и у Автономова хватило здравомыслия не лупить его почем зря. Легким накатом он подогнал к нему полосатого и, вынув платок, промокнул испаринку на лбу. Дока Аполлон тоже не стал рисковать, отделался неказистым символическим ударом. Я не заметил, как сигарета моя догорела, обожгла пальцы. НУ, КОСТЯ, НУ! — переживал я.
И Автономову повезло. После нескольких ударов-отыгрышей, после хитроумных и опасливых тычков Аполлон, ставший серьезным, ставший вроде бы пожилым, нерасчетливо подогнал пятого в подставочную позицию. НУ, КОСТЯ. НУ! ЭТО РЕАЛЬНЫЙ ШАНС!
— Сдаешься? — возликовал Автономов, хлопая зятя рукой по плечу. Тот скривился, как от панибратства:
— Бейте, бейте, посмотрим!
Такой легкий (или легкомысленный?) шар и я бы, пожалуй, вкатил куда надо. А у моего друга от мандража, что ли, или от излишнего удальства дрогнула бьющая рука. Случился позорный, а лучше сказать, позорнейший кикс, простительный лишь для начинающих. Кий скользнул по полосатому с противным скрипом, и тот бессильно и лениво покатился к пятому и лишь отогнал его еще ближе к лузе. Наблюдатели засмеялись. Заулыбался и маркер. Автономов замер, не разгибаясь, словно не верил в произошедшее.
— Бывает, Константин Павлович, — сочувственно вздохнул Аполлон. Он вновь озарился улыбкой. — Разрешите забить? — А горбоносый грузин начал расчехлять свой персональный и, надо думать, смертоносный кий. А я приблизился к Автономову и негромко, утешительно сказал: — Ладно, не огорчайся. Ты сам этого захотел. Пошли! — Но он вроде бы не услышал.
Аполлон произвел несложный удар, завершив партию, и положил кий на сукно.
— Мы в расчете, Константин Павлович? — не без легкой иронии спросил он.
И тут его тесть очнулся и завопил:
— В расчете, бандюга, в расчете! Но кто тебе сказал, что это последняя партия?
— Еще будем?
— А как ты думаешь? Эй, приятель, да, вы, вы! — ткнул он пальцем в сторону грузина, — не спешите, мы еще не закончили! Мы еще только начинаем. Маркер! Плачу за стол — сколько? А ты, Аполлоша, будешь битым, будешь!
— Очухайся, — крепко взял я его за локоть. — Пошли!
— А этот человек, — рванулся Автономов, встав ко мне лицом, слышите, маркер, вот этот человек явно лишний в зале. Его надо вывести. Пригласите омоновцев!
— Не сходи с ума… старая перечница, — бормотнул я.
— А ты не мешай мне! Не будь моей нянькой! Я дорвался в кои-то веки до игры, а ты лезешь под руку. Всегда лезешь под руку!
Наблюдатели согласованно заржали.
— Ладно, — скрипнул я зубами. — Гори ты ясным огнем! И не вздумай потом прийти ко мне плакаться. Выгоню.
С этими словами я повернулся и круто зашагал к выходу из зала. На этот раз окончательно и бесповоротно, и он меня не остановил.
Далее, по мере надобности, я обещал представить Зинаиду, дочь Константина Павловича и жену, следовательно, Аполлона. Пришла пора.
Кого я никак не ожидал увидеть, открывая на стук дверь своей квартиры, так это ее. В последний раз Зинаида была здесь вместе с отцом еще школьницей, а я тогда был почтенным семьянином. Как она умудрилась вспомнить мой адрес по прошествии стольких лет, уму непостижимо!
— Какая гостья! — простодушно воскликнул я, а подумал раздраженно: «Не тот, так эта!»