— Смотри у меня! — погрозил он мне пальцем, честное слово.
Я обиделся, замолчал и закурил. Ну, мальчик я, почему бы и не обидеться.
— Как она выглядит? — тотчас прошептал Автономов, оглядываясь на дверь.
Не отвечая, я опустился в кресло и взял с журнального столика «Известия». Его внутреннее, да и внешнее тоже, возбуждение стало меня утомлять.
— Ты слышишь, что я спрашиваю? — зашипел он.
— Прекрасно выглядит, прекрасно. Это ты делал ей прическу?
— Тиш-ше, остряк!
— Слушай, ты добьешься, что я вообще заткнусь на весь вечер.
— Нет, ты не молчи. Но ты сообразуй все-таки свои слова с обстановкой. Она же нервничает, ей не по себе, это ясно?
— Дай ей таблетку элениума. Или валерианы, — предложил я, просматривая заголовки. ЧЕЧНЯ. ЧЕЧНЯ. ДУМА. ПРЕДСТОЯЩИЕ ВЫБОРЫ. Огромная страна зашевелилась и загудела вдали. А мы на самом ее краешке, в безопасной вроде бы зоне… безопасной?.. заняты мелкими своими делишками.
— Отложи газету! Здесь не изба-читальня! — подскочил ко мне Автонсмов.
— Да, мать-перемать, хватит тебе дергаться!
— Тиш-ше!
В сердцах я отбросил газету.
— Вот интересно, — в сердцах заговорил я, — что было бы, если бы сейчас появилась Раиса Юрьевна? Прилетела бы, предположим, на «Шаттле».
Он ладонью заткнул мне рот — совсем ополоумел старикашка. Я его ударил по руке. Драчливые мальчики, что с нас взять! В этот момент вошла Милена Самсоновна Никитина с большим блюдом в руках.
— Вот, кажется, все. Не знаю, удачно ли получилось, — со вздохом поставила она блюдо на стол. А что на блюде? Ого! Жареные, источающие жир колбаски, печеная картошка, зеленый горошек, стручковая фасоль… не она ли утверждала, что держава при демократах голодает?
— Аппетитно выглядит, Милочка. Скажи, Анатоль, аппетитно? Прямо слюнки текут, честное слово. Сразу видно, что вкуснятина, — заблажил и забалаболил Автономов. — Правда, Анатоль?
— Правда, — сказал я, чтобы он отвязался.
— У нас, Милочка, зверский аппетит после носки-таски. Правда, Анатоль?
— Правда. («Мать-перемать!»)
— Снимай, Милочка, фартук. Садись, командуй. Правда, Анатоль?
— Что — правда? — злобно уставился я на него.
— Ну, Мила кулинарила, ей и командовать. Правда, Милочка? — совсем опупел голодный и влюбленный Автономов.
Эта застольная беседа… Согласно учению Автономова, я должен был проявить максимум дипломатической ловкости и смекалки. С одной стороны, я имел право… С другой стороны, следовало воздержаться… На что я имел право? От чего следовало воздержаться? Их секрет уже не был секретом, с одной стороны, а с другой стороны, тайна все-таки продолжала существовать. Следовательно… что следовательно? В открытую поздравить эту странную, противоестественную пару с предполагаемым браком или ограничиться тончайшим намеком на возможность события? Во всяком случае, вопить «горько» было преждевременно. Но и фигура умолчания не подходила к обстоятельствам. Автономов явно ждал от меня каких-то действий, каких-то многозначительных слов… Он недовольно скривился, когда я произнес под первую стопку: «Ваше здоровье!» — всего-то. Милена нервно откликнулась: «Ваше здоровье!», а он чокнулся с ней: «Твое здоровье, Милочка», игнорируя меня. Мог бы в этот момент ее поцеловать, старая перечница, раз уж жаждал гласности. Я разозлился.
— Жареный папоротник очень вкусный, — громко сказал я.
Милена тотчас отозвалась:
— Да, очень вкусный.
— Вкуснятина, — буркнул Автономов, хотя еще не попробовал этой закуски.
Он сверлил меня глазами, ожидая проявления моей инициативы. Она аккуратно жевала, потупив глаза. На ее лице горели яркие красные пятна. ВЗВОЛНОВАНА? В САМОМ ДЕЛЕ?
— Попробую колбаски. И картошки, и фасоли, — заявил я.
— Да, ешьте, пока горячее, — тотчас откликнулась Милена. — Должно быть вкусное.
— Вкуснятина, — машинально обронил Автономов. Он налил по второй.
— Ваше здоровье, — поднял я свою. Автономова передернуло.
— Ваше здоровье, — подняла свою рюмку Милена. Она быстро взглянула на меня и быстро отвела глаза.
— Твое здоровье, Милочка. — Он опять ее не поцеловал, трусливый старый пес.
— А скажите, Милена, — взялся я за горячую еду, — какой в этом сезоне прогноз на горбушу? — И, кажется, услышал, как мысленно заматерился Автономов.
— А знаете, благоприятный, — с радостью отвечала она. Красные пятна на ее скулах и лбу медленно бледнели. — Очень благоприятный. Но, конечно, могут быть всякие неожиданности. От многих факторов зависит, вы понимаете. Костя… Константин Павлович, — вспыхнула она от своей промашки, — вы почему не едите?