— Здравствуйте, пожалуйста, уже прибыла наша Раечка! Каким таким макаром ты умудрилась так быстро прилететь? Я, признаться, надеялся… то есть я не надеялся, что ты сегодня появишься. Чудеса, да и только! Здравствуй, здравствуй.
— Здравствуй, Раиса, — возник и я на пороге гостиной. — С приездом, — оскалился я в страхе.
— Здравствуй, Константин. Здравствуй, Анатолий, — радушно отвечала нарядная, слегка задыхающаяся Раиса Юрьевна. — Фу! Тяжелый чемоданище. Вот взяла и прилетела. По блату, можно сказать. Представьте, в отсеке для стюардесс мыкалась… фу-у! — Она сняла шляпку и принялась расстегивать пуговицы светлого пальто.
Я подскочил:
— Позволь, помогу, Раиса! — принял у нее шляпку, сумочку, пальто.
Автономов же метнулся на кухню и вернулся с мягким пуфиком:
— Вот садись, Раечка, садись. Снимай сапожки. У нас тут в грязном не ходят, — приговаривал он.
— А ты помоги мне стащить. Они, собаки, новые и очень тугие, — тяжело уселась на пуфик Раиса Юрьевна и подняла свою полную царственную ногу.
— Сей секунд! — откликнулся лакей Автономов.
Он потащил сапожок с таким рвением, что едва не поверг Раису Юрьевну на пол.
— Да полегче ты, Костя, полегче! — засмеялась она, и два полновесных подбородка па се лице заколыхались. — Уборку, что ли, делаешь?
— Ага, прибираюсь. К твоему приезду.
— Умница, — похвалила она его. — Умница. Пойду переоденусь.
Начало было завораживающим. Раиса Юрьевна прошествовала из прихожей через гостиную в спальню. Тут должен был раздаться ее крик: «А куда книги подевались, интересно знать?!», ибо полки в гостиной были безобразно пусты… но нет, ничего!
Мы с Автономовым посмотрели друг на друга. Он вдруг стал икать.
— Ты что-нибудь… ик!.. понимаешь, ик? — спросил он.
— А как же!
— По-моему, мистика, ик!
— А по-моему, Костя, все правильно, ик! — заразился я.
— Хи-итрая какая — ик! Очень она хитрая. Думает взять меня кротостью. Как же! Так я ей и поверил, ик!
— Иди попей воды, черт возьми, ик!
— И ты тоже.
— И я.
Мы курили на кухне, когда появилась Раиса Юрьевна в махровом домашнем халате, очень большая, дебелая женщина, со стопкой белья, обернутого полотенцем.
— Я приму ванну, мальчики, вы не возражаете? — густо проворковала она. — МАЛЬЧИКИ! ОПЯТЬ МАЛЬЧИКИ! — А ты, Костя, вот что. Ты сбегай, пожалуй, в комок, купи бутылку сухого и шампанского. Надо же отметить мой приезд, да и вообще после бани… Деньги, если у тебя нет, возьми в сумочке. — Она широко улыбнулась, показав три золотые коронки, и скрылась за дверями ванной комнаты.
На миг Автономов показался мне самым настоящим испуганным мальчуганом. МАМА ПРИТОРНО ЛАСКОВА, КАК ПЕРЕД БОЛЬШОЙ ПОРКОЙ.
— Иди, иди, — подбодрил я его. — Да и я, наверно, пойду. Что мне здесь делать, раз вы такие счастливые?
— Не вздумай, Анатоль, — сурово пригрозил он.
И ушел выполнять задание. А я, чтобы не слышать плеска воды, а то, пожалуй, и блаженных стонов большого женского существа, поспешно переместился в гостиную. Я позвонил в детскую поликлинику и попросил пригласить к телефону Наталью Георгиевну Маневич, терапевта. — Из горздравотдела звонят, — строго и веско сказал я. Через минуту-другую Наташа взяла трубку, чтобы через минуту-другую ее положить. Я успел лишь сказать ей, что провел практически бессонную ночь, что я думаю о ней и жду ее «да».
Затем пришлось опять заняться Автономовым. Он вернулся с вином и шампанским. На его высоком лбу за это краткое время прорезались три красноречивые, многодумные морщины. Он уселся в кресло рядом со мной с явной целью обсудить свои стратегические, а верней, тактические планы.
— Я вот как считаю, Анатоль… — озабоченно начал он.
— Ты отвратительно много куришь, а хотел бросить.
— Потом, потом, когда все утрясется! Так вот, я считаю, что нам нужно, пока она моется, потихоньку исчезнуть. А ты как считаешь?
— А я считаю, что это будет откровенным хамством — раз и постыдным бегством — два.
— Ты считаешь, значит, что нам нужно остаться?
— Да, я считаю, что нам нужно мужественно нести свой крест.
— По-твоему, так будет правильно?