— Творишь? — спросил он, входя в комнату и снимая сумку с плеча.
— Пишу-с.
— Ясно! Можешь убрать свою писанину в ящик. Освобождаю тебя сегодня от работы, — распорядился он. Наклонился, расстегнул «молнию» на сумке и тут же принялся выгружать на журнальный столик ее содержимое. Перво-наперво появились две бутылки коньяка, затем три упаковки американских сосисок, палка сервелата, изрядный кусок сыра, банка печени минтая, буханка хлеба, два лимона, две бутылки минеральной воды и в завершение четыре пачки «Кэмела».
— Вот так, — удовлетворенно резюмировал он, опустошив сумку. — Подкормить тебя надо, бедолагу.
— И подпоить?
— И подпоить. — Он стащил с себя ветровку и бросил ее на тахту.
— А мой священный творческий процесс тебе, разумеется, до лампочки?
— Ничего. Передышка на пользу. Мне тоже.
— А где Милена? За дверью стоит? Позови ее, — сказал я и получил в ответ неулыбчивый взгляд.
— Не издевайся, Анатоль, — устало проговорил Автономов. — Кажется, ясно, что я один прибыл. — И повалился в кресло, предоставив мне право накрывать на стол.
Таким образом, процесс был насильственно нарушен, а можно сказать, грубо осквернен. Я сделал, правда, попытку отказаться от коньяка, этого злостного врага всякого творчества, но куда там! Гость и слушать меня не пожелал. Он не для того трясся чуть не сто километров в автобусе, чтобы пьянствовать тут в одиночку.
— Наливай, Анатоль, не выкобепивайся! — поторопил он. Ему не сиделось, и ему не терпелось.
— Ну, Бог тебе судья, Костя, — старчески вздохнул я, мысленно прощаясь на время со своей рукописью.
— Ладно, ладно! — отрывисто отвечал он. ЖЕЛТЫЙ, УСТАЛЫЙ, ЖЕЛЧНЫЙ, НЕТИПИЧНЫЙ И НЕПРИВЫЧНЫЙ АВТОНОМОВ.
— Наливай по новой! — отрывисто распорядился он через минуту, прожевав ломтик лимона.
— Дай хоть закусить. Куда гонишь коней?
— Мне надо вздернуться. Непонятно?
— Пил вчера, что ли?
— Нет, не пил. Но практически не спал.
— Тем более поберегись, — предостерег я.
— Еще будешь меня учить!
— Ну, пей один в таком разе. А я пропущу.
— Нет, только вдвоем. Ты мне друг или кто? — отвратительно банально спросил он.
— Слушай, Костя, какого хрена… — рассердился я, но он тут же перебил:
— Еще раз объяснять надо? Сказал, кажется, что мне нужно вздернуться, взбодриться. Я мог это сделать в городе. А я хочу с тобой. Для того и приехал. Давай, давай!
— Ладно, друг, давай.
— Вот так-то будет по-дружески. Будь здоров.
— Будь здоров, друг Костя.
Такое быстрое начало означало скорый конец.
Но Автономов, странное дело, не пьянел. Сочинитель уже ощутимо поплыл после третьей дозы, растренированный долгим воздержанием, а его дружище, напротив, вроде бы окреп духом и телом. Его изможденное лицо заметно посвежело. Глаза поголубели. Он расслабился, развалился в кресле и благодушно откровенничал. Например, так:
— Я соскучился по тебе, Анатоль, честное слово. Мне тебя будет очень недоставать, если ты вдруг пи с того ни с сего отдашь концы. Честно тебе говорю.
— Спасибо, Костя, — отвечал я. — Ты настоящий друг.
— Ешь, ешь! Налегай! А ты меня вспоминал хоть разок за это время, скажи честно?
— А то нет! — честно отвечал я жуя. — Каждый день радовался, что тебя нет рядом.
Наконец он подошел к главному. Почему, интересно, я его не спрашиваю, как у него обстоят дела? С Миленой и вообще.
— А я жду, когда ты сам расколешься. Ты же за тем и приехал, чтобы поплакаться у меня на груди. Не так, скажешь?
— Так. Угадал, — сразу помрачнел Автономов, закуривая очередную сигарету. — Но не поплакаться. Это ты брось. Этого от меня не дождешься. Просто высказаться приспело.
— Валяй!
— Вот скажи мне, Анатоль… ты сколько дней в этом инвалидном доме, недели полторы уже?.. Вот скажи, как ты можешь обходиться без своей Натали? Честно скажи.
— Ну, скажу. Пожалуйста. У меня другая подружка есть. Рукопись моя. Понял?
— Брось, Анатоль! Я ведь серьезно спрашиваю. В постель ты ее берешь, что ли, с собой, свою рукопись?
— Ага! Она меня и по ночам греет.
— А Натали? Как ты можешь без нее, я не представляю! Ты же молодожен, считай. А взял и уехал и в ус не дуешь. Для меня это просто непредставимо, Анатоль.
— Ну, ты хищный мужик. Ты страсть рвешь на куски. А я не такой. Я, может быть, Костя, перегорел. Мне достаточно, что Натали есть и ждет меня. Уразумел?
— Вот-вот! Это ты честно сказал, — обрадовался Автономов. — У тебя ранний климакс, Анатоль.