Незнакомец посторонился, пропуская Пушкина вперед. Тот подобрал полы халата, обнаружил, что потерял правый валенок, заозирался, пропажу не нашел и шагнул к огню, неприятно наколовшись босой ступней о каменную крошку.
У костра расстелено было потертое шерстяное одеяло, лежала походная сумка, приятно пахлa незнакомыми травами. Поэт, кряхтя сел, прикрывая халатом ночную сорочку, с сожалением стал разглядывать кровоточащие ладони.
- Давайте спиртом протру, - присел рядом незнакомец.
Пушкин поднял голову.
- Александр Сергеевич? - брови незнакомца поползли вверх, - не узнал сразу - на портретах вы совершенно по-другому выглядите. Рад встрече!
- А я не рад вовсе! - взвился Пушкин. - Вас не знаю и знать не хочу! Покажите лучше дорогу на Болдино!
- Дороги на Болдино не знаю, - вздохнул незнакомец.- Дороги здесь у каждого свои, я думаю. А до сего момента считал - только я один знаю это место. И то благодаря одному знакомому колдуну.
- Какому еще колдуну?
- Самому обыкновенному. Прелюбопытнейший, знаете ли, субьект. Сам черный, как головешка, лицо и туловище белой глиной обмазано, а по глине - рисунки пальцем прочерчены.
- Чушь! Что это вообще за место? - поэт, раздражение которого достигло предела, резко вскочил с места. - Не играйте со мной в кошки-мышки!
- Не сердитесь, - улыбнулся собеседник. - Не к лицу это великому поэту, особенно в халате и сорочке, да еще и с растрепанными как у гамадрила бакенбардами. Что бы сказала на все это ваша невеста?
- А вот невесту попрошу сюда не привлекать! - не имея при себе знаменитой железной трости, безоружный Пушкин разъяренным вепрем кинулся на обидчика.
Впрочем, незнакомец был тоже не лыком шит: ловко откатился в сторону, подставил подножку и навалился всей тяжестью на поэта, зажимая тому рот:
- Тс-с-с! Тихо! Не спугните!
Пушкин стал было вырываться, но неожиданно почувствовал, как дрожит земля от чьей-то тяжелой поступи.
Поэт приподнял голову: совсем близко, хорошо если в двадцати аршинах, топало, наклонив морду к земле, исполинское чудище. Уродливое, покрытое морщинистой серой кожей, со свинячьими ушами и двумя рогами на преотвратнейшей морде.
-Молчите! - шепнул в ухо незнакомец. - Он не видит ни черта, но слышит, что твоя собака.
Будто в ответ на эти слова, чудище повело ушами, мотнулo головой и, на удивление быстро при таких размерах, галопом унеслoсь прочь, поднимая фонтанчики пыли.
- Носорог! Красавец, правда! Нам повезло - не часто такого увидишь! - незнакомец сел рядом, удобно устроившись на пятках, протянул руку - Николай Степанович Гумилев, путешественник и поэт. Или поэт и путешественник. Как вам больше нравится. Но большой ваш поклонник. Что не удивительно, конечно.
Пушкин пожал крепкую загорелую ладонь в грязных разводах:
- Извините, сударь, с вашим творчеством не знаком. Откуда в России носороги? Ни одного живьем до сих пор не видел.
- Мы не в России, Александр Сергеевич. Мы в Абиссинии, недалеко от Харары.
- И как же это я, по-вашему, в Абиссинию попал? - снова рассердился Пушкин. - Дракон на спине перевез? Или это у меня опять бредовая горячка началась?
- Не дракон, и не горячка. Меня сюда тот самый местный колдун привел. Сказал, что, мол, мне здесь самое место под священым деревом, из-под корней которого вытекает волшебный источник. Вам, видно, тоже. Мрачные тут вещи творятся. Ну, да мы с вами не робкого десятка. И удивительного здесь много. Вот какой сейчас у вас, Александр Сергеевич, год на дворе?
- Сентябрь тысяча восемьсот тридцатого года от Рождества Христова, - нетерпеливо ответил Пушкин, - А у вас другой, что ли?
- Апрель, тысяча девятьсот тринадцатого. Восемьдесят три года спустя, если позволите.
- Не позволю! Вы шутки шутите, сударь. Глупые шутки!
- Хорошо, глупые шутки. Как же мне вас убедить? Вот часы наручные. Видите, с обратной стороны выгравировано: "Paris 1910". Сделаны для выставки. Посмотрите на мое ружье, Браунинг Авто файв. Такого точно в ваше время не было. Не убедил? Ну, все равно, не хотите ли стрельнуть?
Стрельнуть из необычного ружья Александр Сергеевич очень даже захотел. С горящими от возбуждения глазами повесил на ветку дерева ночной колпак, отсчитал пятьдесят шагов, выслушал объяснения.
Попал с третьего раза. И с четвертого, и с пятого тоже. Замахал разорванным в клочья куском материи, заорал радостно во все горло, распугивая невидимое абиссинское зверье. С сожалением передал Браунинг хозяину, спросил хмуро: