— Опять не веришь… — вздыхает Кузя. — Слушай, вот тебе еще пример. Той же болезнью заболел наш бригадир. Дело его тоже было безнадежное. Посылает за мной. «Ты, — говорит, — вылечился. Знаешь, что и где». И дает мне двадцать пять рублей. «На, — говорит, — разыщи ту цыганку…» Нашел я ту старуху. А она говорит, что надо в Гопри ехать, потому как нужного «товару» — понимаешь? — тут не найти. Посадил я ее в коляску… Подумать только, что найти эту вошь — проблема! За десяток паразитов — тьфу! — четвертная! На вес золота! Кто раньше сказал бы, ни за что не поверил бы. Ну, нашли мы тех цыган…
— Пойдем-ка лучше еще разок искупнемся перед завтраком, — предлагает Стасик.
— Пойдем, — соглашается Кузя. — Я тебе потом доскажу.
Они спускаются по ступенькам, вырытым в обрыве.
Море уже визжит, кричит на все голоса, хохочет, мечет брызги, кипит у берега от тысяч бронзовых тел, надувных матрацев, кругов, камер, в глазах рябит от пестрых купальников, зонтиков, тентов, навесов из простыней. Над песчаной кромкой берега, над морем висит многоголосый гул, заглушающий шум прибоя.
Станислав — Юлию Семеновичу: «Ездили мы вчера к Кузе. Живет, скажу я вам, как у Христа за пазухой: кирпичный домище на шесть комнат, флигель, сад, огород… Птицы полон двор — гуси, утки, индюшки… Ешь-пей — не хочу. Телевизор «Электрон», холодильник, два мотоцикла, «Жигули» ждет… Денег куры не клюют. А ведь мужик без всякого таланта. Просто феномен в этом отношении. «Хочешь, — говорит, — забирай мотоцикл. Мне он не нужен…» Чудак, право! Мотоцикл-то еще новый, ну тысяч двадцать прошел всего. Посмотрел я коробку передач пересыпать надо, а так все в порядке. Я бы дома за неделю игрушку бы из него сделал. Он и этот, новый который, угробит. Два-три сезона поездит, пока машину получит, а потом выбросит. Я такого отношения к технике не понимаю, да и к вещам тоже. В вещах ведь спрессован человеческий труд, труд таких, как я, что вкалывают от и до. Скажете, мол, человек получил зарплату, и баста, конец на том? Ничего подобного! Человек хочет видеть результаты своего труда, зримые и ощутимые, тогда у него гордость появляется, уверенность, смыслом жизнь наполняется. Да и просто радостно посмотреть на то, что ты сработал. Молодые этого не понимают еще. Мне, говорит, лишь бы побольше рупий платили. А вот отмахает такой половину жизненного срока, отпущенного ему природой, и начинает кумекать малость, если в голове у него шарики есть: зря я жил или нет, и для чего, и все такое прочее. И часто получается мерифлютика. А настоящий рабочий, рабочий по призванию, а не летун какой-нибудь, пенкосниматель, тот смотрит в корень. Я не токарь и не слесарь. Я экскаваторщик. На пятнадцатикубовом работаю. Ну, ковш сразу пятнадцать кубов земли вынимает. Последние годы я на каналах, оросительную систему возводим, а до этого на разных стройках был — в Сибири, в Казахстане… кочевал все. Ну, деньги зарабатывал немалые. Я, между прочим, и сейчас получаю втрое больше любого инженера. Да не в деньгах вся суть… Есть у меня заветная мечта: вместе с Валей (она у меня молодец: мотоцикл водит, рыбу со мной ловит, стреляет, а сама она бетонщица) махнуть вдвоем на наши стройки, взглянуть хоть. Просто взглянуть, молодость вспомнить. Вот ведь какая штука: зарплата была и в дым развеялась, а то, что строил ты, это капитально. Иные начальнички не понимают вот этого в рабочем человеке: зарплату ему в зубы, как говорится, и будь здоров, кирюша. Лично для меня большего оскорбления нету. Считают, что у рабочего человека два кумира: заработок и выпивка. Недоноски! Образования рабочему человеку не хватает? Вздор, чепуха! Я, к примеру, окончил три курса пединститута, потом бросил, пошел в рабочие. Был, правда, одно время даже учителем, но тоже бросил: нервы не выдержали. За границей приходилось бывать не раз: и когда служил, и потом уже раза три как туристу. Словом, многое пришлось повидать. Да, так вот я могу говорить с вами, учителем, о чем хотите: о Моцарте и Мысливечеке, о теории относительности, о палехской миниатюре… Пожалуйста, хоть сейчас. Не скажу, что это будет профессиональный разговор, но если вы начнете — поддержать могу любую тему. И это не потому, что за плечами у меня три курса педина, которые, кстати, мне очень мало что дали, а потому что я жадный до все-то… На работе вот могу выдавать по две смены и по три нормы. Не хвастаюсь, право. Просто черт знает, как это у меня получается. Ну и в остальном так же. Если уж жить, по-моему, так жить капитально. Без мерифлютики. А работу свою люблю. Сознаешь, понимаете ли, что переделываешь землю нашу, переделываешь не фигурально, а всамделишно, ковшом. Я не знаю профессии лучше, чем быть рабочим. Помните у Горького: «Мы, рабочие, — люди, трудом которых создается все: от гигантских машин до детских игрушек…» Цитирую не ради того, чтоб блеснуть эрудицией, а потому, что лучше не скажешь. И, по-моему, рабочая среда — может, я и пристрастен, не спорю — самая здоровая, хотя, может, иной раз и грубоватая. Газеты часто трубят: мол, рабочий класс, авангард, па-па-па, па-па-па. В этой трескотне порой утрачивается, обесценивается смысл хороших слов. Ну, например, часто говорят: «рабочие руки». Для кого-то это абстракция, а для меня… Знаете, что я могу вот этими руками сделать? Ну, подковы гнуть я не пробовал, пустое занятие… Я могу дом отгрохать, могу машину или мотоцикл до винтика разобрать и собрать заново с закрытыми глазами, могу… Могу все, что хотите. Вот, думаете, заливает! Скромности ни на грош. А я просто говорю то, что есть. Говорю потому, что не могу понять таких вот, как Кузя. Он вообще славный мужик, добрый, простой и отзывчивый, но устроен как-то для меня непостижимо: простой вещи сделать не может. Феномен, а не Кузя! И как такие на свет родятся? У меня друг, ну тот, у которого новоселье справляли, помните? Он инструментальщик, причем высокого класса. Ему заказали для выставки действующую модель комбайна. Дело-то в общем нехитрое. Но он удивил всех: он вырезал цепь — около метра длины — из одного цельного куска дерева. Из бука. Понимаете: всю цепь — готовую! — без единого соединения! Работа уникальная. Вы скажете, что это аристократизм своего рода, на щегольство смахивает. Нет, не так. Человек хотел проверить себя, что он может. Это я в состоянии понять. А вот когда здоровый мужик гайку навернуть не может, ключи у него из рук валятся, и к тому же он еще и шофер, это загадка для меня. Загадка природы…»