Под фонарем Прокоп некоторое время постоял, раздумывая, зачем сюда забрался. Но попытка эта оказалась тщетной, он так и не уяснил себе, почему занесло его сюда, почти в центр села. Нет, Прокоп не был пьян настолько, чтоб утратить способность соображать и ориентироваться. То, что ему нужно было добраться сюда, это он знал, а зачем, забыл. Забыл, ну и ладно.
Тот прием, который оказали ему у Чемерисов, размагнитил, размягчил ожесточившегося Прокопа — приняли его так, как принимали в былые годы, будто ничего в жизни не переменилось. Впрочем, нет, не совсем так: когда Прокоп был объездчиком, его угощали часто, и был в том тайный умысел: нет-нет, а гляди, и пригодится Прокоп, — как-никак — фигура! А теперь какая корысть может быть тому же Онуфрию от Прокопа? Да решительно никакой! А принял так, точно брата родного. Ну, понятно, человек на радостях и не на такое способен. Но все же, как бы там ни было, приятна вот такая бескорыстная обходительность. А он, Прокоп, раньше будто этого Онуфрия и вовсе не замечал…
Проехала порожняя машина, кузов на ухабах подбрасывало, трясло, в нем гремело и перекатывалось пустое ведро. Из пыли вслед за машиной показался велосипедист — наплывом, как в кино, — и Прокоп стал на дороге, растопырил руки, потому что за плечами велосипедиста явственно различались стволы ружья. Припозднившимся охотником оказался Недоснованный Хтома — мужик рослый, угловатый, сутулый. На велосипеде он держался как-то напряженно и неуверенно, точно сидел на шатком заборе, откуда вот-вот свалится.
— Стой! — потребовал Прокоп. — Тр-р-р!
Хтома нехотя притормозил, но с седла не слез, а только, остановившись, расставил длинные ноги. Голенища резиновых сапог были в присохшей ряске.
— А где же утки? — подступил ближе Прокоп.
— Как где? Плавают. А то еще летают! — охотно пояснил Хтома с наигранной веселостью — ему не привыкать к издевкам и насмешкам — и тут же убрал улыбку, сказал уже деловито, как собрату по ремеслу, человеку понимающему, а не какому-нибудь прохожему зубоскалу. — Ездил на карьерский ставок. Думал, хоть постреляю. А оно… Было там два выводка лысок, так всех перебили. Нема уток! Курочку вон подстрелил, и все.
Хтома оглянулся на багажник, где, по-видимому, должна была находиться добыча. Но курочки там не оказалось.
— Тю! — удивился. — Неужто потерял?
Хтома все-таки слез, огляделся, затем развернул велосипед и, ведя его в руках, пошел в ту сторону, откуда только что ехал. Прокоп двинулся следом, пытался понять: Недоснованный или кто другой стрелял? Из ружья ведь убили. Может, вот из этой «тулки», что у Хтомы за спиной!
Из всех сельских охотников, не считая самого Прокопа, Хтома был самым безалаберным и безответственным — ему ничего не стоило пальнуть в подвернувшуюся собаку, особенно же если он был не в духе или под градусом. Прежде, бывало, Хтома охотился в любое время года, не считаясь ни с какими ограничениями. Мог, пьяный, темной ночкой с колхозной пасеки и пчелиную семью прихватить… Неуклюжий, длиннорукий и несколько сутулый от долгого общения с пилой, этот нескладный Хтома в своих проделках, пожалуй, не уступал Прокопу. Но при всем том Хтома не в пример объездчику был «хозяином», «хозяйского роду», как говаривали в Сычевке (отец его в свое время был зажиточным мужиком): имел крепкую хату, сарай и каменный, «мурованный», погреб, богатый сад, большую пасеку, откармливал в закутах по две-три свиньи. Жизнь вел беспутную — пил, бабничал и дрался, но домашнее хозяйство свое блюл и умножал, тут уж никаких вольностей Хтома не допускал, и в этом сказывалась, должно, наследственная хозяйская жилка. До той поры, пока колхоз не обзавелся собственной пилорамой, ходил Хтома в большой цене: был единственным на все село мастером распускать бревна. Нужно, скажем, Ивану ставить хату или хлев, лес есть, а как его распилить на балки да на доски, чтоб не испортить, не перевести с трудом добытое добро? Вот и шел Иван на поклон к Хтоме, магарыч ставил и платил ту цену, которую мастер заломит. Получалось, что работал Хтома не столько в колхозе, сколько у своего брата колхозника. А при Ковтуне пришлось Хтоме за ненадобностью повесить в кладовке и двухметровую пилу, и банку с толченым древесным углем, и клубок шнура — немудреный инструмент для разметки кряжей. Оно и понятно: ту работу, которую Хтома с напарником проделывали за целый день, пилорама выполняла за полчаса, и стоило все это копейки. Некоторое время Недоснованный работал на лесоскладе на распиловке, подавал бревна (в технике он был на редкость бездарен), а недавно, когда пришла в колхоз пожарная машина, напросился в пожарники: дела, считай, нет, а зарплата идет!