Но я была уверена, что даже теперь, когда меня освободили, я никогда не буду в порядке.
И несмотря на то, что меня высвободили из клетки, равновесие было нарушено.
Мне не терпелось разнести Паркера за то, что он не поставил меня на первое место.
Я не могла дождаться встречи с ним, чтобы обрести безопасность в его объятиях.
Мне не терпелось влепить ему пощечину за то, что он не подождал, как обещал.
Я не могла дождаться, когда он обнимет меня.
Я не могла дождаться момента, когда смогу накричать на него за то, что он бросил меня.
Я не могла дождаться момента, когда скажу ему, что люблю его.
Туда-сюда. Туда-сюда.
Не уверена, на чьей стороне окажусь. Все, что я знала, это то, что независимо от того, что испытываю ― гнев или надежду, мне нужно, чтобы он был рядом.
Мне нужно было, чтобы он больше не покидал меня.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
НОВА
Удивительно, на что способен разум, чтобы убедить себя в том, на что мы способны.
Конечно, я могу прыгнуть с платформы на тарзанке. Я представляю себя на вершине, представляю, как смотрю вниз и делаю глубокий вдох, преодолевая свой страх. Все, что мне нужно сделать, ― это один маленький шажок вперед, и я бы ощутила себя счастливой и смелой.
Но затем вы оказываетесь наверху и понимаете, что не подготовились к тому, насколько сильной может быть реакция тела. Мы не готовы к тому, что наша нервная система настолько молниеносно перейдет в режим борьбы или бегства, что отказывают ноги. Мы не готовы к тому, что в последнее мгновение наше тело захочет известной нам безопасности, даже несмотря на все убеждения, что все будет хорошо, что повседневная жизнь скучна, и ты пожалеешь, что не прыгнул.
Все это не имеет значения, когда твое сердце колотится так сильно, что, кажется, ты можешь потерять сознание. И тогда ничто не имеет значения, кроме ощущения безопасности, твердой, безопасной земли под ногами.
На следующее утро после ночи с Паркером я вышла из спальни с улыбкой на лице, умирая с голоду после всего того, что мы с ним вытворяли, я все еще прибывала в эйфории. Я была полна надежд, уже пристегнутая образными ремнями, храбрая и готовая прыгнуть в будущее вместе с Паркером.
Но затем я увидела менее собранную, чем обычно, Аспен, выхаживающую позади стола, в штанах для йоги и футболке, ее волосы были убраны в беспорядочный пучок. Это было подобно тому, что я смотрю с края обрыва в пропасть ― предчувствие того, что что-то идет не по плану.
Я попыталась отступить, чтобы она не увидела меня, выходящей из комнаты Паркера в халате. Но не успела сделать и шага, как она бросила телефон на стол и посмотрела в мою сторону.
По выражению ее лица трудно определить эмоции. Разочарование, огорчение, жалость? Честно говоря, у меня не возникло желания выяснить, что происходит. Парни сидели за столом, ковыряясь в своих тарелках и выглядели так, словно кто-то пнул их щенка. Эш поднял голову и заглянул мне в глаза, и, несмотря на предчувствие ужаса, я покрылась румянцем из-за воспоминаний о том, что произошло прошлой ночью.
Он улыбнулся, но это была не его обычная ухмылка... нет, этой улыбкой он словно извинялся.
Чувствуя приближающиеся неприятности вселенского масштаба, я отступила и столкнулась спиной с Паркером.
― Привет, Аспен. ― Его грубый после сна голос, разбудивший меня несколько минут назад, наполнил таким теплом и любовью, что я готова была взорваться от счастья, теперь словно стена, преграждал путь к отступлению. Я хотела повернуться к нему и умолять бежать и прятаться вместе со мной ― здесь нас не ждет ничего хорошего. ― Что ты делаешь здесь в такую рань? До репетиции еще пара часов.
― Почему вы мне ничего не сказали? Мы могли бы подготовиться, ― вклинилась она.
― Чего мы тебе не сказали? ― спросил он.
― Что вы двое трахаетесь. Я знала, что между вами что-то есть, но не думала, что все так далеко зашло.
― Мы не просто трахаемся, ― возразил он,
Она не обратила внимания на его слова, потому что тот факт, что мы трахаемся, волновал ее меньше всего.
― Какого хрена ты не рассказал полную историю о том, что с ней случилось, прежде чем она притащилась к нам и стала пиар-кошмаром, ― огрызнулась она, указывая на меня.
― О чем ты, черт возьми, говоришь?
― Им все известно, ― вклинился Эш, в его голосе слышится печаль и усталость. Он скрестил мускулистые руки на груди и откинулся на спинку сиденья, уставившись на полную тарелку еды. Медленно он поднял голову и посмотрел мне в глаза, и я поняла, что означал его извиняющийся взгляд ранее, не имевший никакого отношения к прошлой ночи. ― Папарацци сфотографировали Нову прошлым вечером, когда вы возвращались со свидания. Это была фотография лоб в лоб так сказать, поэтому им удалось копнуть глубже и разузнать подробности о рыжеволосой девчонке, на которую Паркер променял Соню.