― Я представлял, что мы целый день находимся среди людей, и нам не представляется возможности ни на секунду уединиться. Представлял, что мы оба знаем о желании друг друга побыть наедине. Я представлял, как наблюдаю за твоим ртом, позволяя желанию расти и распространяться внутри меня с каждым скольжением твоего языка по губам, пока это не поглотит меня полностью.
Словно не в силах удержаться, она проводит языком по губам, и я следом провожу большим пальцем по ее губам, чтобы распространить влагу на пухлой коже.
― Я представлял, что мы так отчаянно стремимся побыть наедине друг с другом, потому что знаем, что любой наш поцелуй будет диким и непристойным. Страсть завладела бы нами, и это только для нас ― принадлежит только нам. Нам понадобится время.
― Для чего? ― прошептала она едва слышным шепотом.
― Ммммм, ― промурлыкал я, одной мысли об этом было достаточно, чтобы довести меня до предела. ― Чтобы чувствовать. Я хочу знать, как твои губы поддаются моим зубам, знать точное место, где твои губы соприкасаются с моими. Мне нужно время, чтобы все распробовать. ― Поддавшись соблазну лишь на долю секунды, я высунул язык, и коснулся краешка ее губ. Ее стон практически заставил меня сделать это еще раз, но я выстоял. ― Я хочу попробовать на вкус каждый сантиметр твоего тела. Твои губы, язык. Каждую частичку твоего рта внутри и снаружи. Я хочу поглотить тебя целиком.
Ее глаза закрылись, словно она представляла себе каждое слово. Мы были так близко, что ее тихое, прерывистое дыхание касалось моих губ, умоляя исполнить только что сказанное. И, как слабовольный мужчина, которым и был в этот момент, я это сделал. Лишь мгновение. Просто легчайшее касание кожи, из-за которого она последовала за мной, когда я отстранился.
― Именно так я себе это и представлял.
― Остин, ― прошептала она.
Румянец окрасил ее щеки, и я хотел посмотреть, как он выглядит, когда распространяется по ее груди. Я не хотел краденых поцелуев. Я хотел всего, о чем ей рассказал, но для этого мне нужно набраться терпения. Мне нужно заставить ее хотеть этого так же сильно.
― Тебе, наверное, пора собираться, ― сказала я, отступая.
Ее глаза резко открылись, затуманенные, словно она очнулась ото сна.
― Вечеринка, ― уточнил я. ― Ты сказала, что хочешь подготовиться. Можешь первой принять душ. Я отвечу на некоторые электронные письма, пока жду.
Рэй моргнула, и, наблюдая за ней, я наслаждался тем, как она пытается сохранить самообладание. Я не мог припомнить случая, когда бы Рэй не огрызнулась в ответ. Я отметил этот момент, как победу, и не стал улыбаться до тех пор, пока она не закрыла дверь ванной.
Я с ужасом ожидал черно-белой вечеринки (прим. пер.: Черно-белая вечеринка ― вечеринка в черно-белом стиле. Инь и Янь), что-то в сегодняшнем вечере отличалось от любого другого официального мероприятия, на котором мы присутствовали.
Что-то в сегодняшнем вечере подсказывало, что каждая победа, которую я одержал сегодня, станет переломным моментом. Я должен был убедиться, что сегодняшний вечер приведет к победе, а не к поражению.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Рэйлинн
Если я надеялась с помощью своего сексуального платья заставить Остина заплатить за то, что он весь день называл меня ревнивой, то была права.
Наблюдение за тем, как у него отвисла челюсть, когда я вышла из комнаты в шелковом белом платье, наполнило меня удовлетворением. Удовлетворением, которое испарилось, как только он встал со стула.
Сегодня вечером я не единственная, кто использовал свое тело в качестве орудия.
Белые брюки, пиджак и рубашка с несколькими расстегнутыми пуговицами облегали его, словно вторая кожа, и все, что я хотела сделать, это содрать все с него.
После тщательного изучения его тела, я обнаружила злорадную ухмылку на прекрасном лице, что еще больше разозлило меня.
― Готова? ― спросил он.
Мое высокомерие не уступало его, я постаралась сохранять невозмутимый тон.
― Конечно.
Остин придержал для меня дверь, и я изо всех сил старалась не обращать внимания на насыщенный аромат его одеколона из ванили и сандалового дерева, от которого у меня потекли слюнки, когда я проходила мимо.
Я чувствовала этот аромат множество раз, но после сегодняшнего дня, после того, как Остин разрушил в моем сознании некий барьер, прочно заперший его во френдзоне, он стал ощущаться по-другому. Он действовал на меня иначе, глубже и разжигал мое воображение об Остине так, как никогда раньше. Конечно, я флиртовала с ним, но никогда всерьез. Я никогда не закрывала глаза, пытаясь представить, каково это ― быть с ним.