– Угробил! Друга угробил! Сволочь! Идиот! Алкаш пропащий! – казнил себя Брагин, звонко стуча зубами.
Дрожащими руками он завел мотоцикл, включил свет и поехал назад по своему маршруту отыскивать утерянного Кольку.
На Грушевском пруду события развивались следующим образом.
После отъезда обоих Николаев в село за провизией начался клев. Степан Иванович Стрелецкий, увлекшись рыбалкой, не думал уже о закусках и горячительных напитках. Он то и дело вытаскивал и складывал в садок глупых пузатых карасей.
Рядом сидели два новых рыбака, старые знакомые наших друзей из села Старосельцево. Клевало у всех одинаково хорошо.
Вечерело. Круглое, красное как помидор, солнце мигнуло напоследок ехидным глазом и нырнуло отдыхать в ближайшую лесополосу.
Степан Иванович смотал удочки, собрал снасти и, вытащив из воды дрожащий свиным холодцом садок, полез по склону к своему тяжелому мотоциклу. Уложив все как следует в коляске, он надел защитный шлем монтажника-высотника и сказал Старосельцевским рыболовам:
– Ребята, присмотрите вон за теми удочками. Мои хлопцы уехали в село к знакомым, должны скоро вернуться. Они с ночевкой, а я поехал домой. Утром на зорьке вернусь. Всего хорошего!
Стрелецкий завел мотоцикл и, пугая нервным светом набежавшие сумерки, медленно скрылся вдалеке.
Ребята из села Старосельцево просидели за удочками до самой темноты. Когда стемнело настолько, что трудно стало различать поплавки, они вскарабкались по косогору к своему мототранспорту, новенькому «ИЖ»-56 достали свертки с ужином и расположились тут же на траве. Появилась обязательная емкость за два рубля восемьдесят семь копеек. Рыболовы чокнулись, крякнули и принялись за вечернюю трапезу. Когда они закончили свой поздний ужин, послышалось тарахтенье мотоциклетного мотора, затем показался бледный свет и к ним подкатил молодой скуластый человек на старом «Ковровце».
– Привет, хлопцы, – сказал человек.
– Привет, – ответили ребята. – О! Брагин! – обрадовался один из них, узнавая Николая, – это ты по селу рыб в юбках вылавливал?
– Казакова здесь не было? – не отвечая на шутку, беспокойно спросил Брагин.
– Какого Казакова?
– Ну, Кольку Казакова из Волоконовки, друга моего.
– Нет. Здесь был Степан Иванович, но он уехал домой. А больше никого не было.
– Тюрьма мне! – сказал Брагин и мешком сел на землю.
Староселские рыболовы недоуменно переглянулись, и один из них спросил:
– Что случилось? Какая тюрьма?
– Понимаете, поехали мы к Володьке…, – и Брагин сбивчиво, глотая слова, поведал о том, что приключилось с ними и, в частности, с Казаковым по его, Колькиной, вине.
– Хлопцы,– поехали искать, может он того…, где-нибудь лежит, – закончив рассказ, тревожно сказал Брагин, – я не могу один, колотит всего.
– Подожди, не горячись. Ты говоришь, что искал его только по дороге, так? – спросил один рыболов.
– Так, – ответил Николай, – но там где я помню, его нет, а где не помню, там не знаю, но искать надо.
– Послушай, Брагин, а не напутал ты чего по «пьяной лавочке»? – спросил второй рыбак.
– Бросьте вы, ребята, что я, совсем спятил, что ли…
– Вы ехали днем?
– Ну, днем. Скорее вечером.
– Если Николай слетел с мотоцикла днем и разбился, то его давно уже подобрали. Не пустыня же здесь. Люди кругом. Да и не ясно, разбился он или нет.
– Разбился. Нутром чувствую, что разбился.
– Ладно, хватит ныть. Нутро твое другое чувствует. Хлебни вот и успокойся.
Стукнуло стекло, и Брагину подали стакан. Он выпил содержимое, не разобрав, чем оно было, и притих.
– Спать! – сказал кто-то, – утро вечера мудренее.
Быстро достали резиновый матрац, надули его, положили на землю и, пользуясь им как длинной подушкой, легли рядом, укрывшись одним одеялом. Брагин лег крайним у самого склона, круто падающего к черной чуть блестящей воде. Через несколько минут все спали.
Часа в два ночи Брагин замерз. Хлопцы во сне стащили с него одеяло и, стараясь согреться, Николай переворачивался с боку на бок, сжимался в комочек – спал беспокойно. От этого ерзанья серая кепка, которой он пытался укрыться, свалилась с головы и скатилась по косогору в воду. Закоченев окончательно, Николай проснулся и встал с первобытной постели. Болела голова. Было сыро, холодно и очень неуютно. Он спустился к воде и обутым вошел в нее. Его ноги постоянно потели, и поэтому летом Николай все время ходил в босоножках без носков и при любом случае старался промыть ноги вместе с обувью. Пройдя метров двадцать по мелкой воде, он вышел на берег, поднялся по косогору и пошел к ближайшему сельхоз – строению. Им оказался старый деревянный свинарник. В одном окне горел свет. Подергав запертую дверь, Брагин подошел к окошку и заглянул внутрь. За грубым столом на лавке сидел мужик и, положив голову на руку спал. Казаков постучал. Мужик проснулся и уставился на окно.