— Может, хватит уже? — послышался немного нервный, раздражённый голос Маринки. — Я и так всё поняла, когда ты сбежал, роняя тапки. Забили на эту тему.
— Да, забьём, — облегчённо согласился Пашка. — Как у тебя? Что нового?
— Вчера расстались! — фыркнула Маринка, но послушно поддержала разговор ни о чём.
Аста слушала, не слыша.
У них ничего не было.
Он сбежал от Маринки. Он не спал с ней! Они не встречаются!
Она чуть не закружилась по комнате. Не удержавшись, приникла к Пашке со спины, обняла его и, зажмурившись, ткнулась губами в щёку. Вдохнуть его запах — вот и всё, что ей сейчас было доступно.
Пашка вдруг напрягся. Бросил в трубку:
— Ладно, извини, у меня дела ещё. Надо для универа делать всякое.
Попрощавшись, он выключил телефон, но не двигался, держал погасший экран в руке, словно позабыл о нём. Осторожно повернул голову влево.
К Асте.
27.5
Она застыла. Он вёл себя так, будто ощущал её присутствие. Но он явно её не видел — взгляд плавал в пространстве, не останавливаясь ни на чём.
Она медленно, наблюдая за его реакцией, убрала руки. Отстранилась.
Пашка непонимающе шевельнул бровями. На миг нахмурился. Опустил руку с телефоном и повернулся — снова к Асте, как стрелка компаса к магнитному полюсу. Он выглядел как слепой, с этим плавающим настороженным взглядом. Несколько раз поводил головой из стороны в стороны, словно прислушиваясь.
— Паш... — шепнула Аста, не очень веря в успех.
Пашка замер. Отложил телефон и поднял освободившуюся ладонь в воздух. Так, будто пытался нащупать что-то или ждал прикосновения. А в следующий миг губы его шевельнулись:
— Настя?
От простого вопроса у Асты пересохло в горле. Она кивнула, забыв, что он её не видит. Протянула вперёд руку, как будто могла прикоснуться к нему. Провела пальцами по его ладони. Ей кажется, или она действительно ощущает тепло?
Пашкины пальцы дрогнули в ответ на прикосновение. На миг сжались, будто пытались схватить её пальцы. Ощущение тепла стало сильнее.
— Настя, — повторил он. А потом мотнул головой и, глядя в пространство, тихо спросил: — Женя?
Ей показалось, будто с тонким пронизывающим стоном лопнуло стекло. Мир раздвоился, стал зыбким, как в тумане. Запахи, звуки и ощущения усилились, в глазах закружилась разноцветная карусель.
Аста пошатнулась, не чувствуя собственного тела.
Она умирает? Неужели срок подошёл к концу, и, не успев воплотиться, она исчезает навсегда? Она не успела додумать эту мысль, как вокруг неё сплелись чужие руки. Сжали в объятиях — так крепко, что рёбра чуть не затрещали. Пашкины серые глаза смотрели на неё — теперь уверенно и неотрывно.
— Это сон? — шепнул он.
И, продолжая смотреть на неё, привлёк к себе. Не успев понять, что происходит, она почувствовала на затылке его руку, а на губах — его губы.
Это был странный поцелуй, в какой-то мере совершенно неожиданный, а в какой-то — очень долгожданный. Короткий, безумный — и невозможный. Аста хватала ртом воздух, сердце в груди отбивало барабанный ритм, и в глазах Пашки, когда он отодвинулся, плавало то же смятение и неверие.
— Как вживую, — тихо проговорил он.
Аста ничего не ответила. Слёзы набухали на глазах. В который раз за эту неделю — но сейчас от счастья.
— Извини! Я не хотел! — ошеломлённо брякнул Пашка и отодвинулся ещё дальше, будто показывая, что больше не позволит себе ничего лишнего.
Аста замотала головой. Обвила руками его шею, замерла от восторга, чувствуя под пальцами не бесплотный воздух, а — мягкую ткань футболки, гладкость кожи и щекотные иголочки коротко стриженных волос на затылке. Зарылась лицом туда, куда так хотела — нашла губами жилку на шее, сильно и размеренно отчитывавшую пульс.
В ответ на ласку Пашка резко втянул в себя воздух. А потом скользнул пальцами по Астиным волосам, по затылку, заставив приподнять лицо. Заглянул в глаза.
— Во сне можно всё что хочется, правда?
Аста кивнула. Она и сама не была уверена, что это не сон.
Пашка осторожно, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, склонился к её губам. Поцеловал сперва мягко и бережно, а потом, когда она прижалась к нему всем телом — вместо того чтобы откинуться под её весом назад, наоборот, подался навстречу и сжал так крепко, что на миг ей стало трудно дышать. И поцеловал уже совсем по-другому, настойчиво, жадно, будто хотел сломать все преграды, которые только могли быть между ними.