Ох, что будет в понедельник-то...
Может, сказаться больной?
До ужаса не хотелось встречаться с Пашкой, выслушивать Катины претензии... снова видеть нагловатую физиономию Габина, который наверняка подрулит к ней на перемене. Да ещё и остальные, Бастик со своими глупыми подколками, Кустанов с расспросами о призраках, все остальные, которые делают вид, что всё хорошо, а за спиной твердят, что Аникина шизофреничка.
Хорошо хоть сегодня не нужно встречаться с одноклассниками, а можно спокойно поехать к Маринке.
***
При виде знакомой гибкой фигурки и рыжих косичек Женя обрадовалась. Даже не покидавшее её с утра раздражение чуть поутихло. Маринка набросилась на неё с объятиями, расцеловала, как будто с последней встречи прошла не неделя, а как минимум месяц. Подхватила под руку и повела на привычное место — качели.
— Ну, рассказывай! Что у вас там происходит? Что нового?
Вопрос на миллион. Сказал ли Столяров Маринке что-нибудь про вчера?
С одной стороны, хотелось, чтобы сказал. Хотелось обговорить с Маринкой его странное поведение, посмеяться и прийти к выводу, что во всём действительно виноват только алкоголь.
С другой — было и неловко, и странно, и не хотелось вообще обсуждать что-то настолько интимное. Столяров тоже вряд ли хотел бы, чтобы она выносила это на публику, пусть даже в данном случае «публика» — их общая и давняя подруга.
— А Столяр... тебе ничего не говорил? — попробовала Женя разведать почву.
— А чего он должен был сказать? Опять ты что-то натворила?
Значит, Маринка не знала. Неудивительно, вряд ли Столяр жаждал делиться с нею подробностями этого глупого инцидента.
Почему-то от сердца отлегло. Всё хорошо, надо просто забыть об этом. Не дать Пашке шанса завести разговор, где оба будут лишь краснеть и мямлить, не отвечать на его сообщения, просто забыть.
И тогда всё будет по-старому.
Неладное Женя почувствовала ещё на подходе к качелям. Ещё тогда, когда деревья заслоняли песочницу и сами качели, ещё до того, как услышала гогот и пересыпанную матом речь.
Несколько человек, по ощущениям — четверо или пятеро. Все молодые, не старше двадцати. Женя сама не знала, откуда пришла эта информация, но уверенность была полная.
8.2
— Бли-ин, — сказала Маринка расстроенно. — Опять там сидят. Ещё и качели сломают нам снова.
Ничего не отвечая, Женя двинулась вперёд. Краем сознания отметила, что Маринка пытается её остановить, зовёт, хватает за руку, но остановить Женю было невозможно. Её как будто что-то вело, что-то неизмеримо сильнее её самой.
Голод.
Она остановилась в полумраке смыкающихся над головой деревьев. На скамейке сидели трое — на спинке, упирались ногами в сиденье. Один торчал перед ними, держал руку с сигаретой на отлёте, разглагольствовал нетрезвым голосом. Ещё один, самый младший на вид, лет тринадцати, бродил вокруг песочницы, как потерянный.
Раздражение, которое переполняло её с утра, при виде этой картины достигло пика.
Тело запылало, пробегали волны мелкой дрожи. Пальцы хищно сжались, словно Женя готовилась прыгнуть и вцепиться.
Пока что её не замечали.
Младший бродил вокруг качелей, поглядывая на них с явной скукой. Залез с ногами, попрыгал, будто проверяя на прочность. Потом спрыгнул, достал карманный ножик и стал что-то вырезать на сиденье.
Ещё немного водки, и старшие к нему присоединятся. Выломают доску качелей, попытаются согнуть железные прутья — много их таких, желающих показать силушку молодеческую. Сколько раз районная администрация восстанавливала эти самые качели — так нет, находятся любители повандальничать, уж слишком место для них подходящее: тенёк, пустующая большую часть суток, непопулярная у мам с малышами детская площадка.
Женя сделала шаг вперёд.
Трое на скамейке были заняты разговором, парень, вытянувшийся перед ними, стоял к Жене спиной. Среагировал младший. Хмуро посмотрел на невесть откуда взявшуюся девчонку. Женя вдруг почувствовала его эмоции: скука, неудовольствие, переполняющая энергия, которая не могла найти выхода.
Лишняя энергия. То, что надо.
Мальчишка презрительно сплюнул. Метил он в сторону незнакомой девчонки, но плевок не долетел.
Женя улыбнулась. Не мальчику. Просто налетевшие ощущения требовали выхода.