Женя несмело поднялась, двинулась к двери, волоча за собой концы покрывала. Обошла всю квартиру. Никого.
Да и кому здесь быть? Кто мог попасть в наглухо запертый дом? И как этот кто-то мог бы её щупать, оставаясь невидимым?
Чушь, разыгравшаяся фантазия. Наверное, просто нужно влюбиться. Недаром и снится бред всякий, и даже наяву видения бывают. За сегодняшний день уже второй раз, кстати.
Переборов себя, Женя вернулась в комнату, небрежно скинула с плеч покрывало. Подхватила телефон. До чёртиков хотелось услышать чей-нибудь голос и поболтать о самых обычных делах.
Столяров ответил почти сразу.
— Скажи мне, будь так добр, что за номера по алгебре на завтра? — Женя выслушала ответ, вывела цифры. И — чтобы успокоиться окончательно, со смехом объявила: — Представляешь, у меня сейчас глюк был.
— Что за глюк? — донёсся глуховатый голос друга.
— Такое ощущение было, что кто-то в квартире есть, кроме меня. Хотя все ещё не вернулись. Я так испугалась.
Потянулась пауза. Сейчас Столяр поднимет её на смех.
Но он помолчал, а потом неожиданно спросил:
— Хочешь, зайду к тебе? Если ты там одна боишься. Расскажешь о своих видениях.
Женя замялась. Происшествие показалось ей не настолько серьёзным, чтобы выдёргивать Пашку из дома. Тем более он уже пару лет у неё не был.
— Да не, всё в порядке уже. Говорю же, переглючило.
— Ладно тогда. Кладу трубку.
Ударили гудки. Женя выключила телефон, расслабленно улыбнулась. От разговора ей немного полегчало. Призраки — чушь и бред. Нормальный, реальный мир — вот он, достаточно телефонного звонка, чтобы очнуться.
В прихожей зашумели. Повернулся ключ в замке, открылась дверь. Послышался звонкий голосок:
— А ещё мы сегодня журавликов делали. Из бумаги.
Костя. Вернулась мать. Сердце подпрыгнуло — никогда бы Женя не подумала, что может так радоваться появлению родительницы.
— Женя! Ты дома? Помоги мне с сумками!
— Иду!
3
На этот раз она его узнала. Не сразу, а потом, когда вернулось сознание, очнулось от яркой встряски и жара сплетающихся тел.
Он склонился над ней, смотря серьёзно и изучающе.
Вейлир.
Она тоже всматривалась в него.
Взрослый, лет двадцати или двадцати пяти. Над бровью небольшой шрамик. Лицо красивое, почти идеальное — брови вразлёт, чуть прищуренный взгляд, крупный нос с чётко вырезанными ноздрями. Твёрдо сжатые губы. Не парень, а картинка.
Он сел на кровати, потом встал, протянул руку:
— Пойдём.
— Куда? — она уцепилась за протянутую ладонь, позволила вытащить себя из-под одеяла. Как была, обнажённую.
Не отпуская её пальцев, он подошёл к окну, умело справился с ручками, распахнул створку. Рама отъехала наружу, впуская в комнату холодный ветер.
Она поёжилась.
— Холодно, — прошептала жалобно.
Взгляд его показался недоуменным. Потом чуть смягчился.
— Надень что-нибудь.
Она метнулась к шкафу. Быстро, чтобы не заставлять ждать, сдёрнула с плечиков какое-то платье. Выхватила из ящика трусики, торопливо оделась. Вернулась к нему и удивилась — он тоже был уже одет. Скользнула глазами по светлым брюкам, безрукавке с интересным узором — рассмотреть бы при свете дня. Перевела взгляд на лицо, кивнула:
— Готова.
Он снова предложил ей свою ладонь, она — с сознательной женственностью, чуть кокетливо — вложила пальцы в его руку. И почувствовала вдруг, каким лёгким становится тело, каким невесомым — пол ушёл из-под ног, показалось: падает.
— Ой, — она оказалась прижатой к его плечу. Перед удивлёнными глазами медленно проплыла рама.
Ветер ударил в лицо осенними листьями.
— Ой! — сказала она ещё раз. Обхватила светловолосого Вейлира за шею — похоже, инстинктивно, чтобы не упасть. Босые ноги холодил воздух, ветер играл с подолом платья.
Они летели среди домов. Летели — или плыли? Движение было таким плавным, незаметным, что казалось порой — они застыли, как две мухи в прозрачном янтаре.
От ветра растрепались волосы, щекотали нос. Она выгнулась, как могла, по-прежнему не отпуская Вейлира — и на миг причудилось, что её несут огромные качели. Внизу — на удивление близко — лежала земля.
Полёт продлился недолго — они покружили во дворе, и Вейлир отнёс её назад. Усадил на подоконник, сам остался снаружи. Поставил руки на раму, посмотрел задумчивыми каре-зелёными глазами. Поцеловал на прощание и ушёл — растворился в прозрачном воздухе.