И он быстренько соврал, что пошутил.
Он не помнил, когда именно в неё влюбился — иногда казалось, что это чувство было в нём всегда, - но помнил, когда понял это.
Им было, наверное, лет по тринадцать. Ему — тринадцать, ей, наверное, ещё двенадцать, день рождения у неё в ноябре, а дело было летом.
И Женька — постоянно влюблённая в кого-то Женька, в кого-то лучше, умнее, взрослее, красивее Столярова — на этот раз влюбилась в его какого-то родственника. А может, даже не родственника, просто сына кого-то из хороших знакомых семьи. Сейчас Пашка даже не мог припомнить, кто именно это был. Остался только смутный образ: лет на семь-восемь их старше, высокомерный и недобрый чувак. Факт был в том, что парень часто бывал в их доме, почти жил у них, то ли на каникулах, то ли ещё что.
И Женька влюбилась в него по уши. Донимала Столярова разговорами, просила помочь, организовывать встречи, гулять вместе.
Тогда они впервые за всю историю их дружбы серьёзно поссорились — и тогда же он понял, что никому не хочет её отдавать. Что она ему дорога – не только как подруга. Что хочет, чтобы она смотрела на него такими же глазами, какими провожала каждый раз того парня.
И что? С той поры просто четыре года, а Столяров не только не продвинулся вперёд, но и напротив – теперь даже звания друга лишился.
10.3
Он скривился от воспоминаний, наградил мощным пинком подкатившийся под ноги мяч, усмехнулся восторженным крикам ребятни, и обернулся, заслышав шум автобуса.
Зелёная коробка привычного городского транспорта подъехала к остановке, зашипели двери. Из средних выпрыгнула рыжая девчонка. Завертела головой, оглядываясь.
— Маринка!
— О! — рыжая подбежала к Столярову, остановилась, пялясь почти восхищённо.
— Ты чего?
— Ничего себе ты вырос! С меня был ростом!
— Не преувеличивай, — он с сомнением посмотрел на подругу. Маринка и впрямь помнилась ему слегка повыше — сейчас её макушка доставала ему, пожалуй, где-то до носа, — но и в девятом классе рыжая была ниже его.
— Не, правда! Сколько в тебе сантиметров?
— Метр семьдесят восемь всего, — Пашка поморщился.
Это было больное место, он вообще довольно поздно начал расти. Хотя надежда оставалась, всё-таки отец довольно высокий, да и мать вроде была не из маленьких.
— Ну вот! А был метр шестьдесят четыре! С меня!
Пашка только отшутился. Удивительно, он не думал, что так обрадуется встрече со старой подругой. За два года они часто болтали в интернете, а вот пойти погулять вместе, как раньше, ни разу не выходило. Может быть, потому, что им обоим это было не нужно.
И тем не менее встретиться вживую всё же оказалось очень приятно. Маринка ничуть не изменилась, по-прежнему кипела энергией и сыпала фразами почти без остановки.
— Пойдём? — наконец Столяров напомнил ей о цели встречи.
Подруга тут же посерьёзнела.
— Идём, раз такое дело, — ответила тихо.
К счастью, она помнила, на каком этаже Женька живёт — на седьмом.
Поднимались молча. Только что фонтанировавшая энергией Маринка притихла и скукожилась в углу лифта. Паше даже показалось, что она нарочно отводила глаза.
Дверь открыла тётя Лена, Женина мать.
— Здравствуйте, — вежливо сказала Марина. Пашка за её спиной повторил кивок.
Тётя Лена посмотрела на них без интереса. Шагнула назад, пропуская. Сообщила в глубину квартиры — ровным безэмоциональным голосом:
— Женя, гости.
Столяров невольно переглянулся с Маринкой.
Странно. Ладно он — может, тётя Леня его не узнала, в конце концов, он тут пару лет не был. Но Маринку уж должна была? Обычно приветливая, сейчас она выглядела какой-то... неживой.
Женя появилась тихо, словно бесплотная тень.
Вышла из коридора, ведущего к её комнате, одетая в странное чёрное платье, босиком. И, как только что мать, посмотрела на гостей без малейшего проблеска интереса.
— Привет! — вымученно улыбнулась Марина.
— Привет.
Столяров промолчал.
Его переполняли самые разные эмоции. И облегчение от того, что Женька в порядке, ничего с собой не сделала. И тревога из-за странной атмосферы в квартире, из-за лихорадочно блестящих Женькиных глаз, казавшихся как будто глубже, синее и ярче, чем обычно. Радость, что она вроде бы не злилась на него, и растерянность от того, что лохмотья её платья не полностью прикрывали кожу, что при движении в них просвечивалась то нежная белизна живота, то кусочек бедра. Смутился, даже отвёл взгляд, а потом, как дурак, посмотрел Женьке в лицо — а она вдруг изменила своей невозмутимости и ответила ему живым, даже немного хищным встречным взглядом. Облизала губы, словно они вдруг пересохли.