12.3
Сидеть на уроке совершенной невидимкой было забавно. Вернее, не сидеть — Женя парила над рядом склонённых голов. В помещении стоял неразборчивый гул: одноклассники старательно читали вслух английский текст. Взгляд скользил по пространству, никого не задевая и ни на ком не останавливаясь, разве что вторая парта в среднем ряду показалась непривычно голой. Ерофеева всё ещё сидела сзади, а сама Женя... сама она больше сюда не придёт.
Вчера она распустила, словно ненужное вязанье, память матери, отца и брата.
Мать сидела застывшая, с невидящими глазами, не человек, фарфоровая кукла. Отец читал новости с ноутбука, а Женя тянула нитки из голов родителей, словно наматывала память на невидимое веретено. Получалось легко, стоило лишь начать.
Когда она закончила, мать вздрогнула и очнулась. Повернувшись к мужу, удивлённо сказала:
— Знаешь, у меня ощущение, будто я что-то важное забыла.
— Что? — откликнулся отец, не отрываясь от ноутбука. Вязанья памяти о Жене в его разуме оказалось чуть меньше, чем в материнской, зато больше хитро завязанных узелков, переплетённых с воспоминаниями о жене. Пришлось повозиться, убирая себя и оставляя всё, что касалось матери.
— Не могу понять, — задумчиво ответила мама.
— Ну и не ломай голову.
Женя грустно усмехнулась. Отец был прав.
И всё равно грустно.
А вот с Костей вышло гораздо легче. Женя быстро распустила все петли, важные воспоминания притянула к другим людям. И братик повеселел, словно грозная туча ушла с горизонта, глаза заблестели. Даже запел что-то бессмысленное.
С родителями отца тоже вышло легко. Изменений в них Женя почти не увидела: дедушка как смотрел телевизор, так и продолжал смотреть, только обернулся на миг, обвёл недоуменным взглядом комнату. Бабушка подняла глаза от кроссворда, подождала немного, будто прислушиваясь, и снова уткнулась в сборник.
Ещё одну бабушку, со стороны матери, Женя не навещала: та жила слишком далеко. С ней наверняка случится так, как и говорил Вейлир: забудет сама. Вместо этого побывала у Марины. Тщательно всё вычистила. Хмурое лицо Маринки стало на мгновение чуть удивлённым, потом разгладилось.
А теперь пришла очередь Столярова.
Женя опустилась перед партой. Взглянула на друга — тот смотрел в окно. Женя проследила взгляд и без удивления обнаружила, что пошёл снег. Белые пылинки то неслись вместе с ветром, то кружились, как потерянные, стоило порыву утихнуть.
Первый снег на исходе октября. Прекрасная погода для того, чтобы уходить навсегда.
Столяров неотрывно наблюдал за снегом. Даже не пытался сделать вид, что, как все, читает текст. От него веяло какой-то тоскливой надеждой, хотя лицо оставалось спокойным.
Женя долго смотрела на него, не в состоянии начать. Сейчас, когда спала пелена голода, когда ушло куда-то то привычное отношение к нему как к просто другу, она никак не могла понять, что он на самом деле для неё значит.
Так хорошо знакомое лицо сейчас казалось ей будто увиденным впервые — а воспоминания о том, что Женька вытворяла в прошлый раз, наполняли душу неловкостью и стыдом. И почему-то было очень тоскливо при мысли о том, что сейчас придётся сделать.
— Пашк... — тихо произнесла Женя. — Знаешь, мне пора. Я... извини, пожалуйста, что я всякое делала... и говорила.
Друг смотрел в окно — в глазах отражался светлый прямоугольник с крестом рамы посередине. Он, конечно, ничего не слышал и не мог услышать.
Женя потянула нити.
Память о ней Пашке больше не пригодится. Даже наоборот, только повредит.
Пусть забудет, пусть станет свободным, пусть посмотрит вокруг — наверняка даже в их классе найдутся девчонки, которым он нравится.
На глазах набухли непрошеные слёзы, но Женя довела дело до конца. Вот только, вытянув последнюю ниточку, поняла, что не может уйти. По крайней мере, не сразу. Не так быстро.
Пашкино лицо просветлело. Разгладились брови, взгляд стал мягче и спокойнее. Он уже не пялился с тоской наружу, а просто от нечего делать наблюдал за падающим снегом. Скоро ему надоест. Он повернётся, вспомнит, что на уроке, раскроет учебник.
Он никогда об этом не узнает, но с этого момента для него началась новая жизнь.
Девушка в чёрном платье, невидимка в занятом учёбой классе, тихо поднялась в воздух.
Вот и всё. Ей пора.
Аникиной Жени больше нет.
13.1
Прямые тёмно-зелёные древесные стволы пронзали воздух, а с зелёного неба лился душный, влажный золотой свет. Падал круглыми каплями, мерцающей росой разбивался о листья и скатывался с едва слышным шорохом. Это был единственный посторонний шум, который здесь слышался — да ещё тихий шелест растений, похожих на папоротник и одновременно на болотные кувшинки.