Вейлир продолжал беседовать, ничего не подозревая. Улыбнулся, и эта улыбка будто Асту как ударила — заставила поморщиться и отвернуться.
— Испугалась? — понимающе спросила Мила. Листва с тихим шорохом сомкнулась. — Не бойся, сейчас с ним всё нормально, надо только привыкнуть. Ой! — она вдруг прижала руку ко рту. Окинула взглядом Астин наряд. Наконец спросила со священным ужасом: — Почему ты носишь его цвета?
Аста лишь нервно хмыкнула. Обернулась, словно могла увидеть Вейлира через плотный кустарник.
Обратили без любви?
На одном лишь притяжении?
Она встала.
— Спасибо за беседу и извини. У меня срочно возникли дела.
— Конечно-конечно, — тёплых карих глазах промелькнула тень опасения.
Аста лишь сухо усмехнулась, выходя.
Забавно. Неужели она в качестве обращённой Вейлира внушает Миле такой же трепет, как и он сам? «Изломанный»...
Мужчина, с которым разговаривал Вейлир, в клетчатом сюртуке и цилиндре, украшенном цветами, походил на сбежавшего со съёмок актёра. Он заметил подошедшую Асту первым и, удивлённо приподняв брови, сдёрнул с головы свой цилиндр. Красиво раскланялся.
— Прошу прощения, что прерываю, — сказала Аста чётким громким голосом. — Но я хотела бы украсть вашего собеседника на пару слов.
Вейлир обернулся, и улыбка сползла с его лица. Он что-то бросил сквозь зубы — судя по всему, ругательное. Схватил Асту за локоть, кратко извинился перед мужчиной — и потащил её прочь.
16.3
Аста терпела, пока он не выволок её из сада. Стоило им оказаться за порогом, как она вырвалась и отпрыгнула от него на пару метров.
— Не подходи, — зашипела она, как разъярённая кошка — а мир вокруг уже таял, сменяясь привычным, золотисто-зелёным.
— Аста... — Вейлир сделал шаг вперёд. Смотрел настороженно, будто собирался схватить — и в следующее мгновение на самом деле протянул руку.
— Не смей трогать меня! – крикнула она, уворачиваясь. — Думаешь, я не знаю, что ты делаешь? Всякие ваши долбаные привязки? А я-то думала, почему ты даже ни разу не сказал, что я тебе нравлюсь!
Вейлир убрал руку, но продолжал стоять в двух шагах. Гипнотизировал взглядом. Неожиданно сказал:
— Ты мне нравишься.
Аста мотнула головой:
— Не ври. Я тебе для чего-то нужна, и чувства здесь ни при чём. Для чего?
Он сжал челюсти. Глаза недобро блеснули.
— Ненавижу эти разговоры о всяких соплях, — бросил он, как плюнул.
— Соплях? – Аста прекрасно поняла, но не смогла не повторить. Звенящим гневным голосом, от которого вся живность вокруг попряталась.
— О чувствах, — он произнёс это с брезгливым презрением. — Ты не понимаешь. Власть — вот что важно. Сила. Возможности. На хрен любовь, она ничего не даёт. Даже удовольствия.
А вот это её почему-то ударило. Даже дышать стало больно.
Но во всём виновата она сама.
Откуда Аста вообще взяла, что он её любит? А она? По большей части она была очарована его внешней привлекательностью. Таинственностью, возможностями. Это же фактически то же самое, что он говорит. «На хрен любовь. Сила и возможности, вот что важно».
Сила. А секс с младшими даёт им силу. Энергию. Увеличивает способности.
На миг она потеряла бдительность, и он оказался совсем рядом. Перехватил за предплечья – она дёрнулась, хотела расцарапать ему лицо, дать пощёчину, крикнуть что-нибудь злое, чтобы ему стало так же тяжело и плохо, как ей. Не успела — золотистые ленты окутали её, стянули руки за спиной, заставили выпятить грудь, вздёрнуть подбородок — так что Аста могла лишь скрипеть зубами и сверлить Вейлира гневным взглядом.
— Ты забыла, — он склонился над ней и сказал тихо-тихо, — это мой мир. Здесь я хозяин.
Аста снова дёрнулась, но ленты держали намертво. Сама напомнила себе муху в паутине.
— Только посмей, — прошипела она.
— Что тогда? — их лица были на расстоянии пары сантиметров. Аста чувствовала чужое тёплое дыхание на губах и злилась оттого, что думает о большем. — Давай, скажи, — Вейлир понизил голос ещё сильнее, на грани шёпота, — что не хочешь...
Это было ужасно. Такой беспомощной, такой беззащитной и раскрытой — видимой насквозь, до самых постыдных желаний — она себя никогда не ощущала. И ещё ужаснее было от сознания того, что он был прав.
Здесь действительно был его мир, и он мог сделать с Астой что угодно. До сих пор он сдерживался, чтобы она ничего не заподозрила. А теперь сдерживаться больше не надо, можно насильничать сколько угодно. Никто не остановит и не запретит.