А потом что?
Она не может вернуться. У неё ни тела, ни истории. Ни родителей, ни места в этом мире. Она вообще не принадлежит больше этому миру, какой смысл встречаться и раздирать своё сердце. И, возможно, не только своё.
Она сглотнула: горло будто сдавила невидимая рука. Раскрыла было губы, чтобы отказаться. И кто-то внутри неё словно перехватил управление, чтобы брякнуть:
— Только один раз.
Сердце билось так оглушительно, что она не слышала собственного голоса.
Пашка обрадовался, кивнул. Видимо, не рассчитывал даже на такой ответ. Потянулся куда-то к заднему карману, достал телефон.
— Можно твой... ваш номер?
Ещё одна засада.
— У меня нет телефона, — смущённо призналась Аста, чувствуя себя обманщицей.
Пашка наверняка посчитает, что она просто не хочет говорить ему номер.
Но он кивнул и убрал телефон, будто так и надо.
— Тогда назначим время? И место? Можно здесь же, можно где-нибудь в городе. И... меня зовут Павлом.
Губы Асты тронула невольная усмешка. Полное имя прозвучало удивительно официально. Непривычно.
Она спохватилась, что он ждёт от неё ответного представления. Открыла рот, чтобы назваться — и запнулась:
— Жен... Аст...
Всё перемешалось в голове. Нынешнее имя нельзя называть, оно слишком странное. Прежнее тоже нельзя называть — а вдруг оно напомнит Пашке о чём-нибудь. Тогда какое назвать? Как отговориться?
Спас её случай. Пашка переспросил:
— Настя?
Аста закивала. Пусть будет Настя. Именем больше, именем меньше.
И тут её позвали. Не голосом — мыслью.
17.3
«Аста. Немедленно вернись».
Она сразу поняла, кто это. Единственный человек, кто вообще мог её позвать. Вейлир.
Что хуже, мысленный словесный зов сопровождал вполне ощутимый другой — Асту неудержимо уволакивало назад. Ещё немного, и она перестанет удерживать контроль над телом. Да что ж они тягают её туда-сюда, то один, то другой!
Злость помогла собраться, и Аста быстро извинилась, что вынуждена бежать: дела. Согласилась на первое же время и место, что Пашка предложил, и, помахав, бросилась прочь по коридору. На бегу с ужасом почувствовала, как поднимается в воздух.
В слой выше её фактически выдернули — схватили за руку, и Аста увидела суженные от гнева глаза Вейлира.
— Что ты здесь делаешь? — выпалила она.
Неужели он может чувствовать, где она находится? Неужели он видел Пашку?
Страх за друга заставил сердце забиться сильнее.
— Это что ты здесь делаешь, — низкий угрожающий голос голос Вейлира звучал совсем не вопросительно. — Как ты сюда попала? Как вышла за пределы моего мира?
— «Твоего»? — повторила Аста. Её голос тоже зазвенел от злости. — Правильно, теперь можно не притворяться, что он якобы «наш»!
Вейлир пропустил шпильку мимо ушей. Подхватил Асту за верхнюю часть руки, поволок сквозь миры и слои. Наконец вокруг появился привычный — с зелёными стволами и зеркальной поверхностью пруда.
Вейлир отпустил Асту, и ей показалось, что замахнулся, собираясь её ударить. Съёжившись, она отпрянула. За спиной оказалось дерево, и она прижалась к нему, чувствуя лопатками твёрдую шероховатую кору. Вейлир лишь шагнул вслед за ней и навис, опираясь о ствол рукой.
— Как ты ушла? — повторил он. — Как? Не отворачивайся!
А Аста и впрямь опустила глаза. Боялась, что он прочтёт по её лицу правду, почувствует что-нибудь. В прошлый раз, когда Вейлир застал её верхом на Пашке — невменяемую, ещё в процессе преображения, — дело кончилось избиением. Сейчас ничего подобного не произошло — ни намёка. Но всё равно, давать повод не хотелось.
Однако всё Астины уловки не увенчались успехом. Вейлир почуял правду, как хищник чует спрятавшуюся добычу.
— Это он, да? — он взял её за шею. Твёрдые пальцы чуть сжались, словно угрожая, что в любой момент могут придушить. — Говори.
Аста упрямо молчала. Не вырывалась, но и не отвечала.
— Говори! — Вейлир тряхнул её. — Ты спала с ним?
— Ты совсем? Нет! — она ударила по руке.
— Тогда как он тебя призвал?!
— С чего ты вообще взял, что меня кто-то призвал? — Аста глянула в суженные от гнева каре-зелёные глаза.
— Ты думаешь, что можешь мне врать? Ты моя обращённая. Я тебя насквозь вижу.
В ней волной поднялась злость.
— Ну ты и... — договаривать Аста всё же не стала. Стиснула зубы, глотая вертевшееся на языке жалящее словечко.
— Ты сама выбрала пойти со мной, — напомнил ей Вейлир.