— Нет, этого не может быть. Без любви ты не стала бы старшим.
— Ты же сама говорила, что Вейлира обратили именно так, — Аста пожала плечами. — Не вижу ничего странного, что он, в свою очередь, решил повторить тот же фокус.
Собственно, он даже сам об этом говорил.
«На хрен любовь, она ничего не даёт».
И эта его философия Асту почти заразила. Может быть, поэтому она и хотела стать свободной.
— Но... но это же ужасно, если это действительно так, — тонкие брови Милы страдальчески приподнялись. — Это же против самой идеи, против самых основ существования старших. И это всё Зубастая Лорен... Для неё нет ничего святого. Я думаю, может быть, это потому, что она наполовину «заяц».
— Как это? — Аста была уверена, что подобного не может быть. Вейлир столько раз твердил о том, что «зайцы» не обладают собственным разумом. Что они лишь принимают облик людей, повинуясь воображению сновидцев.
— О, Господин Дождь — он обратил её — очень сильно её любил. Без разума сделать старшим невозможно, а Лорен, по слухам, наполовину потеряла себя. И тогда он превратил «зайца» в ту, какой она была в его памяти. И вселил туда оставшуюся часть её разума. Я слышала, что его отговаривали, но он так никого и не послушался.
Аста потеряла дар речи. Так, значит, Лорен наполовину нечеловек, поэтому ей недоступны человеческие эмоции? Или наоборот — та Лорен, которая лишилась разума, перетягивает одеяло на себя, поэтому ведёт себя как психопат?
Как бы ни обстояло дело, Аста предпочла бы держаться от неё подальше. Жаль только, клятва не позволит.
— А где этот, как ты сказала — Господин Дождь? Почему не присматривает за своей «воспитанницей»?
Мила покачала головой:
— Он давно уже ушёл.
— Умер?
— Нет, что ты, — Мила явно удивилась. — Ведь это наше посмертие, наша вторая жизнь. Однажды умершие не могут умереть снова. Он просто ушёл, рассеялся. Возможно, тогда, когда понял, что ему всё же не удалось вернуть ту самую девушку, что он любил.
Так-так, таймаут!
Это в каком это смысле «однажды умершие»?
— Я не умирала, — сказала Аста вслух.
Мила раскрыла было рот, потом закрыла и внимательно посмотрела на Асту. Снова покачала головой:
— Живые не могут стать старшими. Мы все — получили вторую жизнь, будучи на грани смерти. Я думаю, именно так появились первые старшие: когда один из пары умирал, но слишком сильно любил другого, чтобы уйти навсегда. Один становился для оставшегося ангелом-хранителем, а когда, в свою очередь, второй оказывался на пороге смерти, первый делился с ним своей силой. И забирал его с собой.
— Но я не была на пороге смерти! — что Мила несёт?
Та не успела возразить, как Аста вспомнила.
Тёмная комната с окном нараспашку. Ледяной октябрьский ветер треплет занавески, кружится по комнате, как голодный волк — но Аста ничего не замечает, словно сама не теплее температуры воздуха.
Отвращение к еде, а потом и к питью. Долгие часы в без движения и даже почти без мыслей, странном ступоре, полусне-полутрансе.
Что-что, а на живого человека это и впрямь не очень похоже.
— Ты... — простенькое местоимение почему-то заставило Асту запнуться, — ты... тоже умерла?
Мила кивнула. Беспощадно пояснила:
— У меня был рак. Последняя стадия. Я долго боролась, но потом устала. И тогда пришёл тот, который впоследствии стал моим мужем.
— Подожди, ты же только что говорила, что нужна любовь? Я думала, он был твоим мужем, просто умер раньше... в смысле стал старшим раньше.
Мила отрицательно качнула головой:
— Мы познакомились во сне. Полюбили друг друга. Потом, когда я стала ближе к смерти, я стала видеть его в реальности.
— Как-то странно. Его же тоже кто-то сделал старшим? Почему он стал свободен и обратил тебя? Как же его первая... «жена»?
— Вечная жизнь не гарантирует такой же вечной любви, — Мила потупилась, — они были счастливы вместе, но потом расстались. Но я очень надеюсь, что нас эта участь минует.
Аста пропустила любовные глупости мимо ушей.
— И что, нельзя выбрать просто любого человека? — спросила она. — Не на грани жизни и смерти?
— Господи, да что же ты такое говоришь, — Мила уставилась на неё так, словно Аста ляпнула нечто поистине кощунственное. — Конечно, нет. Это попросту невозможно.
Ага. Примерно так же, как превратить в старшего без любви.
Для Лорен, а вместе с ней и для Вейлира, такие незыблемые для большинства заповеди — вздор, не стоящий упоминания. И выбрать для обращения любого, на кого только упал их взор — наверняка для обоих легче лёгкого.