Выбрать главу

— Ты в порядке?

Улыбка сбежала с его лица.

— В... порядке... — с трудом ответила Аста. Солгала.

Это было непривычное, но знакомое ощущение — как будто кто-то или что-то вытягивает её из тела или из места, где она находилась. Она пыталась сопротивляться, но всё было напрасно. Мир подёрнулся пеленой, заколыхался, и Аста охрипшим голосом только и успела что попросить Пашку:

— Отвернись!

Он, бросив на неё встревоженный взгляд, тем не менее повиновался.

Последним, что Аста ощутила, было прикосновение его пальцев, а потом их руки разжались, и её унесло в пустой серый тоннель без начала и конца.

23

Она пришла в себя в обычной комнате обычной квартиры. Ветер из полуоткрытого окна покачивал лёгкие занавески с цветочным принтом. Было светло и тихо, только с улицы слышались птичий щебет и крики детей, игравших во дворе.

Аста сидела в кресле, заботливо придвинутом к столу. А на столе перед ней лежал рисунок. Портрет акварелью. Яркие и одновременно размытые краски, припухшие, в середине ало-бордовые, как цветы рододендрона, и бледные по краям, и притягивающий, откровенно неприличный взгляд из-под полузакрытых век.

Аста вздохнула.

Вот он какой, последний якорь.

Раньше Пашка так не рисовал — на грани абстракции, пятнами, переходящими друг в друга, щедро и размашисто. Он явно прогрессировал.

Вот только в Астином случае это было скорее проблемой.

Над ухом раздался голос:

— Узнаёшь?

Она поморщилась.

На ручку кресла с левой стороны присел Вейлир. Аста придвинулась к правому краю, чтобы оставить как можно больше расстояния между ними.

А где Лорен? Или Аста ошиблась, и Лорен ещё не знает о рисунке?

— Ты нарушила условия.

— Я не успела, — возразила она, впрочем, мало на что надеясь.

— Не успела? — жёсткая рука схватила её за волосы и больно потянула назад, заставляя задрать голову. Аста встретилась взглядом со злыми прищуренными глазами Вейлира. — А может, не хотела? А может, так и собиралась использовать его, чтобы продолжать тут воплощаться — и крутить, сколько влезет, за моей спиной?!

Последнюю часть фразы он почти прокричал — страшным безумным криком, в лицо Асте.

— Не припоминаю, чтобы что-то тебе обещала! — не выдержала, ответила, хоть и знала, что это разозлит его ещё больше.

Она была готова к тому, что он её ударит, но он отпустил её — точнее, фактически отбросил. Аста съёжилась в кресле, не спуская с Вейлира взгляда.

Он встал и прошёлся по комнате нервными быстрыми шагами. Так же нервно и быстро заговорил:

— Объясни мне хотя бы — почему он? Чем он тебе понравился, что такое между вами случилось? Тебе же нравился я. Ты всю жизнь только на меня смотрела.

О чём он? Аста не проронила ни слова. Видимо, Вейлир уловил непонимание, потому что обвёл рукой комнату и сказал — скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Эту комнату ты тоже не помнишь, конечно.

Комнату?

Аста огляделась. Теперь, когда Вейлир чуть ли не прямым текстом сказал, что она должна знать это место, оно и впрямь вызывало в ней смутное ощущение «уже виденного». Но тогда здесь были другие занавески — плотные шторы до полу, кажется, синие или тёмно-зелёные. И мебель стояла по-другому, секция — справа, а стол, за которым сейчас сидела Аста — ближе к окну.

В сознании вспыхнуло воспоминание. Но совсем не то, о котором, кажется, говорил Вейлир. Ночь, стул, на котором, как нахохлившийся зверёк, сидит маленький Пашка. И напротив него высокий худой парень со светлыми волосами.

Пашкин сон.

Аста вдруг поняла. И удивилась, как могла не понимать это раньше. Сошлись в одну картину и увиденный сон, и имя Пашкиного братишки, и намёки Вейлира о том, что они с Астой были знакомы.

— Валера... — прошептала она.

Вейлир дёрнулся.

— Ты даже особо не маскировался, — она вскинула на его лицо изумлённые, неверящие глаза. — Вейлир и Валера.

— Не называй меня так! — прикрикнул он раздражённо. — Вообще не произноси этого имени по отношению ко мне.

Она замолчала.

Чёрт, ну конечно.

Пашку назвали Пашкой не потому, что имя ему не подошло. А потому, что в семье уже был Валера.

Тот «заяц» в Пашкином сне — это и был Вейлир. И он же был Пашкиным старшим братом. Изводил его за смерть матери, избивал, всячески унижал. Это из-за него Пашка ходил весь в синяках и с потухшими глазами.

- Почему ты его так ненавидишь? Он же не виноват, что ваша мама умерла!

— Не виноват? А кто ещё, по-твоему, в этом виноват? Да-да, я знаю, что ты хочешь сказать, все эти сопли про младенцев, которые не выбирают, когда рождаться. Но смысл в том, что если бы не он, она была бы жива. Она выбрала его, а не свою собственную жизнь. Она могла двести раз сделать аборт, так нет! Даже когда ей сказали, что ничего не гарантируют, она всё равно выбрала — его! А не нас с отцом!