В ней клокотало недовольство и зависть. Или ревность — Аста плохо разбиралась в оттенках чувств.
— Фотки нет, — Пашка снова улыбнулся. Взгляд его плавал, будто он представлял себе сейчас совсем другую картину.
Асте захотелось дотронуться до него. Шепнуть на ухо, что она здесь. Поймать его взгляд и увидеть в нём то же восхищение, что в прошлый раз, при их якобы случайной встрече на улице.
Увы, эта мечта была неисполнимой.
— На самом деле я о ней пока мало что знаю, — признался Пашка.
— Это ещё почему? У неё кто-то есть?
— Надеюсь, что нет, — на его лице появилось сомнение. — Она бы сказала.
— Кто знает. Есть такие девушки, которые предпочитают, чтобы у них был выбор. Они обычно ловко раздают авансы. Секрет в том, чтобы как можно меньше о себе рассказывать.
Пашка сдвинул брови. На челюсти шевельнулись желваки. Он молча отхлебнул ещё коньяка.
— Не верь ей! — крикнула Аста вслух, хоть и знала, что он не услышит.
Но Пашка вдруг дёрнулся и посмотрел куда-то в пространство.
— Ты ничего не слышала? — спросил у Маринки.
Та покачала головой. Предположила:
— Дети на улице орут, наверное.
Поменяла ногу — она сидела, закинув одну на другую — и вдруг — совершенно естественно, будто так и надо — подсела к Пашке вплотную.
— Паш... А я могла бы тебе понравиться? Такая, как я?
26.4
Аста затаила дыхание. Она наблюдала за этим с почти болезненным интересом. Что он скажет, что ответит, когда думает, что Настя никогда об этом не узнает?
От коньяка Пашка слегка поплыл. Это было видно по расслабленной позе, по тому, как он лениво положил руку на спинку дивана. И по взгляду, которым он окинул Маринку — с внезапно промелькнувшим вполне откровенным интересом.
— Знаешь... — шепнула та. — Я вообще-то не думала, что когда-то об этом скажу, — Маринка опустила взгляд. Грудь её бурно приподнималась и опускалась, как будто её хозяйке было тяжело дышать. — Но ты мне всегда нравился.
Выражение Пашкиного лица за секунду сменилось несколько раз: непонимание — неверие — смущение — волнение.
Маринка придвинулась ещё немного ближе и посмотрела на него снизу вверх. Накрашенные чёрной тушью ресницы взметнулись, делая её полудетское личико невинно-порочным.
- На самом деле я тебя обманула, - сказала она вдруг мурлыкающим тихим шёпотом. - Я сегодня ждала не своего парня. У меня никого нет. Я ждала тебя.
Даже Аста сейчас не смогла бы сказать, о чём Пашка думает. Он остался сидеть как сидел, на лице не дрогнул ни один мускул. Могло показаться, что он просто не понял, о чём речь. Или не знает, как реагировать.
Но Маринку ничто не смутило. Она прильнула к нему вплотную, снова, как сегодня в прихожей, обняла его за шею – а потом приникла к его губам.
Сердце Асты как будто разорвалось, так больно ей стало. Душа кричала: «Оттолкни её. Вскочи. Уйди отсюда».
Но Пашка продолжал сидеть, а Маринка продолжала его целовать, и её пальцы ласкали его волосы.
А потом Пашка осторожно, неуверенно положил руку ей на спину.
Маринка, словно это действие зажгло в ней огонь, разом оторвалась от него, приподнялась и, взявшись за подол, одним рывком стянула с себя платье. Чёрное бельё на белом теле высветило её негативом, модельной фотографией — только эта фотография была живой.
Больше Аста не выдержала.
Стоило представить, как сейчас крупные Пашкины ладони лягут на эту белую кожу, как губы, которые совсем недавно целовали Настю — снова накроют Маринкины губы, проложат дорожку поцелуев от груди к животу — как Асту скрутила ощутимая физически боль, в глазах потемнело и показалось, что она умирает. Хватая ртом воздух, она вылетела на улицу сквозь закрытое окно, и неожиданный дождь, исколовший каплями лицо, её почти обрадовал.
Надвигалась ночная гроза — летняя, внезапная, с запахом пыли и мокрого асфальта. Издалека слышались глухие, пока ещё предостерегающие раскаты грома, а небо на востоке через неравные промежутки времени озарялось вспышками молний. Гроза... теперь Маринка точно не отпустит Столярова.
Он ведь ей — малознакомой девушке Насте — ничего не обещал. Случайный поцелуй — да мало ли их бывает, случайных.
И она сама — она ничего не могла ему дать. По факту Маринка была права: Аста и впрямь встречалась и с другим парнем в то же время, если, конечно, их связь можно было так назвать.
И всё же — то, что он ответил на Маринкин поцелуй, что прикоснулся к ней — эта картина так и продолжала стоять в сознании Асты, продолжала мучить и бередить, и заставлять додумывать, что произошло потом, что происходит сейчас, в той гостиной, освещённой лишь слабыми огоньками свечей и тусклым торшером в углу комнаты.