– И скорую вызовите… – добавила я, лихорадочно соображая, стоит ли ему говорить о своих далеко идущих подозрениях.
Пока водитель звонил и сбивчиво объяснялся с кем-то по сотовому, я приняла решение: о своих догадках – молчать, как партизан! А то придётся давать свидетельские показания и тогда уж я точно опоздаю на мероприятие. И вообще…
Что таилось за этим «вообще» я не могла бы сформулировать, но интуиция заставила меня собраться и включить внимание и «автомат» самозащиты. И едва я сделала это, сразу же заметила подозрительную троицу, топчущуюся метрах в пяти от автобуса.
Это были накачанные бритоголовые парни, время от времени взглядывающие в сторону возбуждённого водителя и явно чем-то встревоженные. Уж не встречают ли они нашу безвременно почившую красавицу? А если да, то почему не спросят о ней напрямую у водителя?
Тот, словно почувствовав, что я подумала о нём, подошёл ко мне и вежливо доложил:
– Сейчас опера приедут… Вы, ради Бога, не уходите! А то они подумают, что это я её. Меня, кстати, Иваном Петровичем зову т…
Назвав своё имя, я задумалась. Ну, что ж… Надо выручать земляка. Тем более, что он опомнился и стал обращаться ко мне на «вы»… Я достала третью сигарету, но вспомнив нравоучения бабушки, согласилась, что три сигареты подряд, пожалуй, перебор, и спрятала «отраву» обратно. От безделья стало муторно и до прибытия оперативной группы я решила провести собственное дознание:
– Вы не помните, кто выходил из автобуса ночью?
Петрович мигом сообразил чем вызван мой интерес и согласно кивнул:
– А чего там помнить? Ночью как раз я вёл автобус. При мне вышли трое. Двое пожилых, вероятно, муж и жена, сошли возле Мичуринска и один парень, раскосый такой хлыщ, где-то перед Рязанью. Он ещё с трудом отыскал свою сумку в багажнике… Темно было, но у него был маленький фонарик… – и, по-видимому, врасплох застигнутый догадкой, он на пару секунд замер с открытым ртом и выдохнул: – Вы думаете, это он помог ей «справиться» с ломкой?!
Что-то в его объяснениях насторожило меня, но я не стала докапываться до причины и отстранённо ответила:
– Я пока ещё не с в состоянии думать, но ваше предположение мне кажется резонным… – застолбив таким образом славу «первооткрывателя» возможного убийцы за водителем, я обратила его внимание на наблюдающих за нами мужчин: – А не кажутся ли вам подозрительными вон те качки? Уж очень они похожи на встречающих… На конвой или охрану… Не нашу ли пассажирку они выглядывают? Надо бы проследить на какой машине они приехали да записать номера…
Будучи предельно бесхитростным, мой собеседник в упор уставился на бритоголовых и те забеспокоились. Двое развернулись и отправились к стоянке такси, а третий с воодушевлением уставился на выход из вокзала, словно кого-то ждал. Было скучно, водитель нервозно курил и подавленно молчал, и я от нечего делать стала разглядывать этого типа.
При подробном рассмотрении он оказался довольно молодым и не таким уж крепким парнем: просто на нем была надета мешковатая одежда и туфли на толстой подошве. И лицо его было, скорее, одутловатым, чем крупным, а глаза тусклыми и безжизненными. Почувствовав мой интерес к своей персоне, парень заёрзал и в конце концов снялся с места и потопал к вокзалу. И, если он действительно был как-то причастен к нашему дорожному инциденту, то слинял он весьма вовремя, потому что как раз в это время подъехала милиция.
Невысокий, щуплый и оттого похожий на мальчишку милиционер представился лейтенантом Калмыковым и, сунув под нос оторопевшему Петровичу своё удостоверение, просочился в салон. За ним, молча и ничего не объясняя, в автобус влезли двое в штатском, ну, а следом и мы с водителем: чай, имеем право знать что к чему!
Один из штатских, должно быть опер, достал фотоаппарат и увековечил изображение «спящей красавицы» в нескольких ракурсах и планах. Затем лейтенант склонился над телом и я отвернулась, чтобы не видеть как он шарит в карманах погибшей. А зря! Я пропустила момент, когда он, разжав скрюченные пальцы девушки, вынул нечто, что заставило его удовлетворённо воскликнуть: «Оба-на! Что и требовалось доказать!».
Я подошла ближе и Калмыков, предъявив всем бирюзовую таблетку с тиснённой на ней бабочкой, добродушно пояснил:
– Витамин «Е», он же «бабочка», он же «экстази» – наркотик! Судя по всему, ваша красавица наркоманка… – он задрал рукава знакомой мне блузки и удовлетворённо констатировал: – А вот вам и синяки от уколов! – вглядевшись в правую руку девушки, он добавил: – А этот след совсем свежий… – Где-то тут должен быть «боинг», то бишь шприц, – лейтенант заглянул под кресло и вскоре выпрямился с находкой: – Ну, что я говорил?!
Передав шприц, как и таблетку, своим сотоварищам в штатском, принимающим вещдоки в специальные полиэтиленовые мешочки, он ещё раз осмотрел тело и обратился к притихшему водителю:
– Вы заметили её попутчиков? – Петрович энергично затряс головой, отрицая свою осведомлённость, и лейтенант вспомнил обо мне: – А вы?
Я, как случайный свидетель и человек с чистой совестью, не испытывала особого страха перед представителем власти и дала полный и исчерпывающий ответ:
– Перед поездкой у меня была бессонная ночь, выехали мы в шесть утра и потому я уснула рано и спала всю ночь, как убитая. Так крепко, что проспала высадку из автобуса и меня разбудил шофёр, когда все вышли. В дороге эта девушка казалась больной, она избегала всяческого общения и шарахалась от клеящихся к ней парней.
Пока я говорила, «фотограф» что-то записывал в большом блокноте, похожем на планшет, а Калмыков внимательно смотрел на меня и кивал. Я тоже разглядела его получше и про себя отметила, что он не так молод, каким показался мне с первого взгляда. Выслушав меня, он задумался и обронил:
– Жаль… Ей явно кто-то ввёл очень щедрую дозу. Сама она вряд ли смогла сделать инъекцию в правую руку. На левшу она никак не похожа, потому что таблетку держала в правой… – сотоварищ лейтенанта, снимающий отпечатки пальцев с подлокотников, нечаянно толкнул его и он потеснил нас к выходу. – Пойдёмте, выйдем. Не будем мешать криминалисту. И там, на свежем воздухе, попытайтесь вспомнить всё до мелочей.
Едва мы вышли, подъехала скорая и Калмыков повёл медработника в салон для констатации смерти жертвы. Воспользовавшись паузой, мы с Петровичем закурили и я напомнила ему о нашем разговоре:
– Расскажите оперу про парня в замшевом пиджаке, который вышел под Рязанью. Днём он к ней настойчиво клеился. И потом я видела, как он садился в автобус: никаких вещей при нём не было. Скорее всего, ему нужен был багаж наркоманки, вот он её и пришил…
Петрович в ужасе схватил меня за руку, отчего я выронила свою сумочку. Наклонившись за ней, я ненароком увидела торчащие за автомобилем скорой помощи ноги в туфлях на высокой платформе. Кажется, нас подслушивают! И я даже догадываюсь, кто…
– А почему бы вам самой всё это не рассказать? – заискивающе спросил Петрович, когда я выпрямилась с сумкой в руках.
– Мне уже пора двигать. Я опаздываю на работу. Скажите спасибо, что уважила вашу просьбу и осталась засвидетельствовать, что это не вы убили пассажирку… Хотя, честно говоря, я в это время спала. Так что отдавайте мой багаж и я полечу…
– Бог с тобой! Я не убийца! Не болтай почём зря! – отмахнулся от меня водитель, с перепугу снова перейдя на «ты». И схитрил: – А багажник я теперь без разрешения опера вскрывать не стану! – я одарила его таким сердитым взглядом, что он поперхнулся и сбавил тон: – Потерпи чуть-чуть, детка, он с минуту на минуту выйдет из автобуса… Да вот он!
И действительно Калмыков появился в дверях нашего «лайнера» и, проводив медиков, подошёл к нам:
– Она мертва часов семь. Скоро «труповозка» подъедет… Придётся ждать… – он досадливо поморщился и вздохнул: – Одно лишь радует: этим делом заниматься мне не придётся. Вот сдам тело, а потом ваша пассажирка будет головной болью следаков другого департамента. Наркотики не мой профиль. К тому же девица без документов… – лейтенант коснулся взглядом подавленного водителя и воодушевился: – А кстати, любезный! У меня к вам куча вопросов! Во-первых, как это вы возите людей без удостоверения личности? Во-вторых, где багаж пострадавшей? И, наконец, почему я не вижу вашего напарника? Может быть он более наблюдательный, чем вы…