Принципиальная борьба с водой никогда по-настоящему не утихала с тех пор, как она впервые началась на берегах Персидского залива. Многочисленные переходы от кочевничества к оседлому образу жизни, от охоты и собирательства к земледелию, от мелких сельских общин к производительному специализированному урбанизированному обществу оказывались серьезными потрясениями. Отдельные люди могли переживать их как постепенные преобразования, но для существования Homo sapiens они становились шокирующими событиями. С того момента своей истории, как человек разумный решил остаться на одном месте, окруженный изменяющейся средой, он начал бороться с водой – фактором, способным разрушать и даровать жизнь.
Первоначальные отношения воды и общества имеют большое значение, потому что они оставили глубокие культурные следы, которые с тех пор направляют и вдохновляют приспосабливаемость человека. Например, если учесть вышеописанный опыт китайских сообществ, неудивительно, что в этой культуре изобилуют мифы о воде, отражая роль водного ландшафта для самосознания китайцев. В одном китайском мифе рассказывается, что мир образовался из тела великана, кровь и вены которого превратились в воду и реки. В другом – как небесный верховный владыка Нефритовый император поручил четырем драконам принести воду людям. Их звали Длинный, Желтый, Жемчужный и Черный. После того как драконы не послушались, он запер их в горах, и те превратились в реки – Янцзы, Хуанхэ, Чжуцзян и Амур[9] – масштабные исторические источники воды для сельского хозяйства. Таковы культурные следы великого восточноазиатского муссона.
Китайская культура не одинока в своих взаимоотношениях с водой. Дошедшие из прошлого легенды отражали проблемы общества, связанные с непреодолимой силой воды. Например, в качестве базового мифа широко известны повествования о наводнениях. Ленапе (делавары), коренные обитатели Манхэттена, считали, что являются потомками людей, спасшихся во время великого потопа на спине огромной черепахи, которая доплыла за птицей до суши. Навахо полагали, что происходят от людей-насекомых, изгнанных богами, которые наслали на них воду; в побеге их предков вела за собой ласточка. Оба народа нашли в истории о воде мощный источник самосознания.
Когда в XVI веке Кристобаль де Молина и Педро Сармьенто де Гамбоа разговаривали с инками, они узнали о наводнении Уну-Пачакути, покрывшем земли вокруг Кито. Народ майя рассказывает аналогичные мифы о потопе, который уничтожил человеческий род и установил новый порядок. В скандинавских мифах один из инеистых великанов Бергельмир пережил потоп с женой, построив лодку. Даже племена австралийских аборигенов, изолированные на своем континенте в течение пятидесяти или шестидесяти тысяч лет, рассказывали в своих древних песнях о временах, когда большая часть побережья была сушей, и о том, как воды покрыли ее. Маловероятно, что все эти мифы о потопе относятся к единому воспоминанию о реальности – например, к таянию после последнего оледенения. Однако такой широкий набор повествований, связанных с водой, свидетельствует о том, насколько сложно было первым сообществам приспособиться к таким катастрофам.
В частности, старейшие воспоминания человечества об отношении к воде – это истории из Месопотамии. На знаменитой табличке из Ниневии схематично изображена карта с рекой Евфрат, протекающей через Вавилон. Ниже города река становится маршами, каналом и, наконец, морем. Одно изображение – несколько выдавленных знаков на необожженной глине – показывает значимые для ранних сообществ элементы: река и водный пейзаж как системы, единые с жизнью организованных людей.
Бессмертную современную славу таким месопотамским документам принесла, в частности, одна табличка с эпизодом из аккадского эпоса, где главный герой Гильгамеш встретился с героем Утнапишти. Последний рассказал Гильгамешу, как спасся от потопа, построив корабль, как получил божественное поручение спасти животных, как долго плавал, выпускал голубку для поиска суши и, наконец, пристал к горе. Это была история Ноя из Ветхого Завета.
Когда в 1872 году ассириолог Джордж Смит объявил об этом открытии, оно поразило общественность подобно удару молнии. Люди Викторианской эпохи восприняли его как подтверждение библейской истории, исходящее из времен за тысячу лет до создания Ветхого Завета. Всемирный потоп – колоссальное наводнение, которое, согласно Библии, привело к разрушительным последствиям для доисторического общества. Сорок дней и сорок ночей неправдоподобно старый Ной, его семья и по семь пар всех животных планеты плавали в ковчеге, пока по велению Господа «разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились»[10]. Аккадская история об Утнапишти и потопе заворожила мир. Газеты бросились за сенсацией. В лирическом энтузиазме и Daily Telegraph, и New York Times написали: «До прошлой недели история завидовала романтической выдумке; но сейчас, благодаря мастерству ученого из Британского музея, она подарила миру небольшой рассказ, гораздо более удивительный и занимательный, нежели любое художественное произведение».