Выбрать главу

Одернул подол коротковатой куртки, приласкал то, что выглядело костяной рукоятью ножа, спрятавшегося в широком чехле.

Ну, помогай нам птицы. Хорошо, недавно с Эми О’Келли пил, самые свежие озерные байки да собственный язык доведут до любого письма.

— Хэй, народ! Что нынче наливают в славной Илате?

Двустворчатые двери хлопнули за спиной, Эдвард огляделся. Вот троица ночных бабочек, работы не ищут, отдыхают в свое удовольствие, одна даже с лютней. Вот компания грузчиков, ночью не стесняющихся использовать силу по менее мирному назначению. А вот то, что нужно — разномастная компания за столом щетинилась оружием.

— Сидр, хей, — весело отозвалась заричанка с длинной косой и не менее длинным мечом. — На вашем краю озера лучшего не найти!

Эдвард счел ответ поводом подсесть, заметил, что погодка самое то для яблок, следующий урожай небось будет не хуже прошлого. Фыркнула рейнарка с хитрой железкой на запястье, в которой она ковырялась, словно в крысиных внутренностях.

— Сразу видно, ты эти яблоки только в сидре видишь. На юге, говорят, сушь опять. Птицам под хвост пойдут нынешние яблоки.

— Ай, Винка, ты хуже вороны, — отмахнулся красавчик-цергиец. — У кого сушь, у пустынников? В Империи месяц назад еще были полные колодцы, а сюда все равно только через год-два докатится.

Эдвард пригляделся к черному костюму и едва не присвистнул. Это вам не самоучка с железкой, а настоящий наемник из гильдии. Такой пригвоздит твою ладонь к столу раньше, чем к перу потянешься.

Сидр был далеко не лучшим в городе, но для трущоб в самом деле неплохим. За болтовней опустела первая кружка, за байкой о встрече с береговыми и «честным» дележом груза заричанского стекла — вторая.

— Так что сижу я на мели, как рак дурацкий, — подытожил Эдвард. Заричанка понимающе хлопнула по плечу, пигалица-рейнарка нацелила свою железку.

— Перебирайся к нам. Будущее за механизмами, выучишься шестеренки одна к другой прилаживать — не пропадешь.

Эдвард выставил вперед огромные ладони, повертел, точно впервые видел.

— Думаешь, подойду?

Фыркнул цергиец, откинулся на стену.

— Хочешь, дело продам? Хорошо платят, но не по моему профилю, а ты парень… интересный.

— Упаси птицы, чтоб я тебе интересным показался! — с чувством отозвался Эдвард.

Засмеялись все, включая убийцу. Тот вынул из-за пазухи плотный бежевый конверт, взмахнул им.

— Камней у тебя нет? Тогда полсотни даров.

— Шутишь? Откуда у меня полсотни, едва десяток с четвертью наскребу!

— Меньше тридцати не интересно.

— Да даже если я пояс развяжу, и двадцатки не наберется!

— Развязывай.

Пришлось в самом деле вставать, снимать сначала тонкий ременной пояс с тощим кошелем, а потом на имперский манер намотанный поперек пуза кушак. Получилось, когда все вытряхнули, двадцать два дара с тремя четвертями.

Цергиец отложил четвертушку, хозяйственно сгреб остальное, пересчитал еще раз. Толкнул по столу письмо.

— Хэй, илатец, куплю за тридцатку, — внезапно вклинилась заричанка. Эдвард помотал головой, засовывая письмо поглубже за пазуху.

— Не в деньгах счастье, а в удаче. Чую, тут она, аж сердце греет.

— Подмышку она тебе греет!

Светлокосая заричанка до странного напоминала Меган. Было бы больше денег, Эдвард наверняка уболтал бы ее разделить если не ночь, так утро, но на четвертушку не разгуляешься. Разве что еще по кружке заказать, за удачу и во имя примирения, благо сидр тут стоил меньше десятой части дара. Еще и сдача осталась: трактирщик не пожадничал, отдал все, правда, не обрезками илатских даров, а заричанскими цветными бусинами. Небось наемница расплачивалась.

Кутить до утра не хотелось, но было надо. К тому же письмо обещало аванс, хоть и только по приходу в «Гуся», а значит, следовало прогудеть имеющиеся остатки денег.

Когда Эдвард на втором восходе явился в каналы, его здорово качало, от распахнутой рубахи разило уже даже не сидром, а дешевой бражкой из очистков. Куртка с надорванным рукавом болталась на плечах, полупустая бутылка отлично довершала образ.

— Вам назначено?

Серьезная девушка в ливрее загородила резную дверь, не смущаясь бандитского вида посетителя.

— Угу, — он полез под рубашку справа, затем слева. Хлопнул себя по лбу, запустил руку за пояс штанов сзади. Извлеченное на свет письмо оказалось изрядно пожеванным. — К этому, к Ямбу, вот!

Девушка внимательно изучила сломанную и покрошившуюся печать, но не отодвинулась.

— Со своим нельзя.

Эдвард поглядел на бутылку, словно на предавшую возлюбленную, запрокинул голову, допивая последние глотки. Половина пролилась на подбородок, потекла темными полосами по без того пострадавшей рубашке.