Ей казалось, этот придурок понимает, она его не простит. Но судя по серьезному грустному лицу, наказан он был уже с головой, а чего еще Обри хотела, она сама не знала. Наверное, чтобы этого не случалось, или суметь совсем это забыть. Но с забыванием у нее, похоже, не сложится. Не бросать же город. Он — ее.
Направился к ним Кевин, присматривавший за своими. Обри сначала подумала, он к Сиду, они ведь всегда с Максом ходили говорить за весь квартал. Но мясник остановился перед ней. Сказал:
— Ты решила с сахаром, так что трущобы твои. Полезет кто со стороны — скажи. Поможем по-соседски.
Обри серьезно пожала его огромную руку. Спросила:
— А квартал циркачей? Вы, мы, или отдадим кому-то с северного района?
— Домовым, что ли? — фыркнул Кевин. — Ну уж нет. У вас с ними граница длинней, так что попробуй забрать. Не удержишь — мы придем.
Обри не представляла, как надо удерживать квартал, тем более тот, по которому недавно бегала, словно крыса от толпы голодных детей. Но с ней был Сид, Тара Бреслин из мастерской, Элис и вообще все трущобы.
А если будет совсем плохо, можно прийти в Золотого гуся, спросить совета у Ямба.
Но это в самом крайнем случае. Они справятся и сами.
Вот прямо сейчас начали справляться — пришли на Старую рыночную и громко сказали, что всю банду арестовали, а на площади снимают магию с тех, кто ел сахар. И даже не получили камнем по голове — тот, кто его бросал, здорово промазал. Разговаривать тут было не с кем, и вместо этого они с Сидом пошли по переулкам, а потом по домам банды.
Тело Ястреба разыскали затолканным в какой-то сарай. Птица нашлась тоже.
Копать могилы Обри уже приловчилась.
После всего этого она бы точно никуда не пошла, но Сид сказал, ему интересно послушать, как господа будут пытаться делать вид, что ничего не случилось. И Обри согласилась. Не потому что ей было интересно, а потому, что может быть, если очень громко кричать под их окнами, они услышат.
Но кричать снаружи не пришлось. Этим занялся Кит изнутри.
— Да, я публично объявляю о сестре, которую вы презрительно зовете бездарной! Вы — мы все, я ничуть не лучше никого из вас — вцепились в один-единственный дар, возведя его на пьедестал. Как будто он может вырастить пищу или построить эти стены так, чтобы они не рухнули к завтрашнему полудню! Как будто многие из вас успеют изобразить своим даром нечто, что защитило бы их от брошенного ловкой рукой камня — и я сейчас говорю о любом человеке в этом городе, а не о наемных убийцах!
Обри стояла под закрытыми окнами зала, запрокинув голову, и жалела только, что не видит лица господ, в которые вот так выплескивают их же помои.
— Я бы посмотрел, — перекрыл речь Кита знакомый голос старшего О’Тула, — как вы попытаетесь что-нибудь нарисовать, господин О’Киф! Вы защищаете бездарных только потому, что сами лишились магии!
— Спасая в том числе вашу задницу! Что вы мне предлагаете, собственноручно вычеркнуть себя из рода?! Уж извините, не дождетесь! Разве что Роксан решит в О’Кифы вернуться, я с радостью осчастливлю его этим креслом вместе со всеми прилагающимся к нему проблемами!
Рядом засмеялась смутно знакомая служанка — кажется, она была на площади. Сказала, ни к кому не обращаясь:
— Вот теперь я точно верю, что Шей — это ты.
Обри удивленно склонила голову к плечу, но спросить ничего не успела — Кит перевел дух, заодно, кажется, дав высказаться кому-то более тихому, и ринулся в бой с новыми силами.
— Кто, по-вашему, виноват в том, что люди задумались о бунте? Сушь возьми, они ведь правы! Ваш сын, Дара, прав! Он имеет право на фамилию, имеет право говорить и быть выслушанным. Ида права, мой отец не должен был выбрасывать ее за порог! И если кто-то, как доблестный Гомер О’Герман — да, я буду называть его так, потому что это его фамилия! — борется с этими чудовищными порядками бесконечным трудолюбием, и за все годы беззаветной преданности получает птичье дерьмо на палочке…
Его снова перекричали, теперь во дворце стоял гвалт, как в трактире во время драки. Сид рассмеялся, обнял Обри за плечи. Она обернулась:
— Думаешь, он победит? Он там один.
— Не один, у него брат есть. Еще Ямб этот, да и Фэй, которая О’Герман, с ними будет. После бунта отличное время брать козу за рога, — упрямо мотнул головой. — Но я к родителям не вернусь, даже если позовут. Не бойся.
Обри только фыркнула, оттолкнула его. Подошла ближе к колючим кустам, не дававшим добраться до самих окон, вытянула шею. Во дворце как раз что-то решительно грохнуло.