– Чем, говоришь, твой муж болеет? – переспросила бесцеремонная Ася. – Вегетативно-сосудистой дистонией? Я тут как раз на днях у Марь Иванны Арбатовой прочитала, что при качественном сексе у человека не бывает вегетативно-сосудистой дистонии.
Лиза хмуро усмехнулась и ответила:
– При тяжёлом жилищно-финансовом положении даже качественный секс не гарантирует появление отсутствия вегетативно-сосудистой дистонии. Могу поклясться. Кстати, мой муж на треть еврей.
– Везде жиды! – воскликнула Шлигер. – И чего ради сюда едут? Это совершенно не еврейский по духу город. Скоро парой жидов здесь будет меньше. Один из них – довольно влиятельный журналист, в смысле, я. Меня пытаются удержать. Пытались даже заставить работать на одну патриотическую группировку за приличные деньги. Но меня это мало волнует, мне больше нравится Германия. First we take Manhattan, now we take Berlin! 16
Лиза была от неё в лёгком шоке. Ей всю жизнь внушали, что человек, ведущий себя так, как вела себя, к примеру, Ася Шлигер, должен умереть на помойке как аморальный, не уважающий начальство и принадлежащий к национальным меньшинствам тип в самом начале своего жизненного пути. Женщина, похожая на Асю, должна была сделать карьеру только на панели, а потом сдохнуть на помойке, а если её муж проявлял способности к уборке помещений, то она обязана была по гроб жизни презирать его как ничтожного подкаблучника.
Ася язвительно улыбнулась, словно прочитав её мысли.
– У вас в Ярославле такие зажатые люди, – мягко проговорила она. Лизе не захотелось с ней спорить. Это было правдой. – Здесь они более спокойные и вежливые, но в то же время раскованные.
– Ты была в Ярославле?
– Я бывшая хиппи, объездила стопом всю страну. – И доверительно добавила: – Поганая всё-таки у нас страна, ты не находишь?
«Долг ЖКХ…2888. 87
Наём жилья… -
Тек. ремонт…1876. 65
Содержание… 999. 99
Мусор…766. 96
Хол. вода…572. 11
Водоотвед… 853. 23
Итого…»
Лиза с удовольствием бы скомкала и выбросила бумажку, а потом романтично сожгла её в немецкой печи, но делать это было абсолютно нельзя.
– Это что? – тихо осведомилась она у Андрея, который лежал на диване и смотрел в потолок.
– У тёти Веры спроси, – посоветовал он безразличным тоном.
– Так ведь я не могу сходить заплатить-то, – пролепетала тётя Вера, возникая из воздуха. – Как Валя умер, так стало некому ходить платить. Я документы-то не умею заполнять, глаза ничего не видят, и пенсия маленькая.
– Хорошо, – так же тихо проговорила Лиза. – Давайте вашу маленькую пенсию, я отнесу её в РКЦ и частично покрою долг.
– Так ведь он на Валину фамилию, – проявила эрудицию бабка. – Как же ты будешь платить, раз это Валя должен платить?
– Он обязан прислать им перевод прямо с кладбища? – спросила Лиза, чувствуя, что её начинает трясти.
– Это уже перебор, – сухо сказал Андрей, поднимаясь с дивана. – Оставь тётю Веру в покое.
– У неё пенсия больше, чем ставка журналиста в Балтийске и официанта в Гурьевске.
– Как ты быстро научилась разбираться в местных реалиях, – процедил сквозь зубы Андрей. – С таким интеллектом тебе впору начать искать более высокооплачиваемую работу, или я не прав?
– А сам-то ты когда на работу устроишься?
– Вот не надо тут разводить свою любимую бабскую логику типа «сам дурак»!
Тётя Вера сидела на тёмно-красном стуле, сложив руки, и умильно улыбалась.
– Тётя Вера, – медленно повернулась к ней Лиза, – здесь цирк?
– Так я ведь старая уже, – смиренно ответила бабка, – устала стоять-то, посидеть хочу.
– Не цепляйся к моей родне, – велел Андрей.
– Хорошо. Как ты намерен рассчитываться с долгами?
– Мне тут звонила по объяве одна баба, – неохотно ответил он. – Якобы новая литгазета, хуё-моё. Предлагала стать замом. Я пошёл выяснять. Оказывается, как таковой ставки нет, то есть, зарплаты нет, а есть заработок.
– ?!
– Проценты с договоров с банками, которые фиг заключишь: банковское начальство упорно не хочет поддерживать культурные проекты. Одна девица из газеты принесла в «Собинбанк» бумажку о спонсорской помощи, чтоб поставили входной номер для отчёта, а управляющий позвал охранника, и тот её выставил со словами: «С русской культурой сюда просьба больше не ходить». Я понял, что эта работа немного не для меня. А кроме корректуры и редактуры, начальница хотела повесить на меня весь этот, мягко выражаясь, менеджмент и курьерскую беготню. А при таком раскладе получать деньги немыслимо. У них там текучка дикая, люди держатся две-три недели и сбегают.
– Лохотрон вроде сетевого маркетинга, – констатировала Лиза. – И это всё, что тебе предложили?
– Так ведь бухгалтером можно работать пойти, – с невинным видом вмешалась тётя Вера.
– Люди с гуманитарным образованием не могут работать в этой сфере, – машинально поправила Лиза, забыв, что тёте Вере в принципе не знакомы слова «сфера» и «гуманитарный».
– А почему не могут-то? – вскинулась старуха. – Вон сколько людей бухгалтерами-то работают. Главно, это, институт-то закончить, а потом идти. Что ты глупости-то порешь, взрослая ведь девка-то?!
– Убери её, – одними губами произнесла Лиза.
Андрей встал у порога, усыпанного извёсткой и штукатуркой, в наполеоновской позе.
– Лизочка, – начал он угрожающе, – это квартира тёти Веры, и я её первый наследник. Пожалуйста, не надо тут распоряжаться, как комиссарша в революционном штабе.
– Конечно, распоряжаться я не должна. Я должна только платить долги. Но я этих долгов не делала. Спроси у тётушки, сколько у неё в кубышке запрятано.
– Заткнись! – рявкнул Андрей. – Ты здесь никто, ясно?
Лиза шагнула вперёд, аккуратно отодвинула его с порога и оказалась в прихожей, где стала лихорадочно искать свою куртку. Вешалка была захламлена старухиным кошмарным шмотьём от вида которого упала бы в обморок самая непритязательная бомжиха. На потолке сидел солидных размеров паук-крестовик и созерцал бардак, будто откормленный православный поп – паству. Куртка почему-то обнаружилась на тумбе для обуви. Она была завалена кусками обоев, ламината и табачного цвета линолеума.
– Лизочка! – Андрей вломился в прихожую, сообразив, что зашёл слишком далеко. – Всё будет нормально. Нам скоро за съём квартиры в Угличе пришлют перевод.
– Они должны были прислать его две недели назад.
– Ну, что ты как дура? Тут же почта работает чёрт-те как. Граница, проверки и проч. Ты куда?
– Я никто, – сказала Лиза, – и иду никуда. – Она хлопнула дверью. Андрей не вышел за ней на лестничную площадку. Видимо, у него были на то свои логические причины.
– Ася, – сказала она по телефону уже на улице, – помнишь, ты предлагала в выходной сходить куда-нибудь выпить?
– Я как раз сегодня в Зеленоградск собиралась, – радостно ответила Ася. – У меня муж уехал на гастроли в Польшу, так что я целую неделю могу дома не появляться. Звони часа через полтора, я буду на море.
Только нищета может заставить великодушного, в сущности, человека испытать к кому-то зависть. Лизе тоже захотелось как минимум неделю не появляться дома, забыть, как чистят картошку и держат швабру, сколько минут надо тушить мясо на медленном огне, и как распорядиться деньгами, чтобы их к концу недели хватило на это самое мясо.
Счастливая Ася, подумала она. Только зачем ей со мной общаться? Она, может быть, не такая счастливая, как кажется со стороны, и хочет самоутвердиться на моём фоне? Или ей просто в редакции скучно, не хватает интеллектуального общения? Но у неё полно знакомых, она же выросла в этом городе. И большинство этих знакомых – евреи, то есть, о нехватке достойных собеседников и собутыльников говорить не приходится. Скорее всего, она просто поверхностный человек, привыкший заводить по сотне «друзей на час» каждые пять минут. Как говорил Андрей об одной питерской знакомой, «это была самая общительная девчонка в еврейской студенческой организации, могла затрещать любого; но когда новые друзья через неделю звонили ей, она почти никого не узнавала». У подобного человека стыдно и бессмысленно просить денег. Скажет: извини, я к тебе прекрасно отношусь, но это твои проблемы. Лиза неоднократно сталкивалась с такими экземплярами, но лучше Ася, чем общение с чокнутой бабкой или соседкой – продавщицей из мясомолочного отдела магазина, помешанной на самых тупых телевизионных шоу, какие только могут быть в этой тупой стране.