– Да, он нас, чёрненьких, не любит, – равнодушно проговорила Ася. – Но сейчас не он меня имеет, а я его. Ты ведь это давно заметила. И я скоро уеду, а он останется. Тебе какое пиво? «Балтику» третью?
– Её цвет похож на бороду этого козла, – сказала Лиза, – и вообще, давай я сама за себя заплачу.
Ася проигнорировала последнее замечание.
– Я тут нашла в сети стишок одной девицы про скандинавскую мифологию, – сообщила она. – Вполне в духе нашего козла. Можешь поставить эпиграфом к его мемуарам.
– Это она всерьёз? – спросила Лиза, которую уже ничем, казалось, нельзя было удивить.
Ася пожала плечами.
– А Свентовит её знает. По крайней мере, забавно. Извини, что я раньше не пыталась тебе помочь. Ты ведь такая скрытная, по тебе мало что видно.
– Я не имею никакого морального права на повышенное внимание с твоей стороны, – спокойно улыбаясь, сказала Лиза. – Всё нормально.
– У меня есть друзья в этом городе. И всегда были. Я не могу всем, как ты выразилась, каждые пять минут уделять внимание. Но я не такая сволочь, какой ты меня себе представляешь.
Лиза хотела возразить, но Ася махнула рукой.
– Подожди. Меня к тебе потянуло, потому что ты кажешься самодостаточным человеком. Ты не нуждаешься в чьей-то дружбе, не заискиваешь. Если даже ты ищешь какой-то выгоды, то с достоинством, и это врождённое, этому не научишься. У тебя нет ни больного самолюбия, ни истерической потребности в любви, точнее, в садомазохистской пародии на любовь, как у большинства постсоветских баб. То, что ты оказалась в такой ситуации, не означает, что ты идиотка. Надо же было как-то решать чёртовы жилищные проблемы. Всё могло бы быть гораздо хуже.
– Я идиотка, – сказала Лиза. – Иначе всё могло бы быть гораздо лучше.
Охуеть, подумала она. Ей и в голову не приходило, что она производит на Асю подобное впечатление.
– Всё пройдёт, – сказала Ася, видимо, неосознанно подражая царю Соломону. Лизе почему-то вспомнилась интертекстуальная песня панк-группы «Инструкция по выживанию»:
Это надо слушать, потому что это звучит как оплеуха. Это и есть оплеуха – попсе и не то чтобы общественному вкусу, а общественным предрассудкам и понятиям обо всём на свете.
– Я поговорю с раввином, – сказала Ася, – может быть, он сделает что-нибудь. У нас нет еврейской службы занятости, как в Москве, но бывает, что нашим помогают найти работу или выбить деньги на лекарства. Проблема в том, что твой муж, видимо, не ощущает себя евреем. Наведи справки о его приятелях. Если там что-то не так… ну, понимаешь… Давай я к тебе зайду?
– Нет, – Лизе было заранее мучительно стыдно за сцену, которую Андрей мог закатить при посторонних, и за его враньё в духе комедии дель арте, и вообще за всё, что он делал. Ася это поняла и не стала навязываться.
В квартире никого не было. Кроме, конечно, тёти Веры, спящей в своей комнате при включённом телевизоре. На столе валялось письмо.
«Здравствуйте, Андрей Владимирович!
Ваша квартира в Угличе сгорела по вине ваших соседей (далее число и месяц), один из которых уснул с сигаретой, но всё отрицает. Деньги у нас тоже сгорели, включая часть имущества, поэтому заплатить вам за аренду не сможем. Нам сказали, что жильё застраховано не было, так что приносим свои соболезнования. Справку из ЖЭУ прилагаем.
Оксана и Сергей Хомяковы».
Некоторое время Лиза неподвижно сидела за столом, пытаясь понять, что происходит. Ей казалось, что она попала в дурдом. Зазвонил домашний телефон, и она взяла трубку.
– Можно Андрея? – осведомилась какая-то баба.
– Вы случайно не Зоя? – спросила Лиза, которой было уже на всё плевать. Если бы она увидела президента – могла бы спросить у него, не шпион ли он случайно Соединённых Штатов. Баба помолчала.
– А как вы догадались? – наконец вскинулась она.
Лиза до этой минуты переоценивала противников. Плебс есть плебс. При всей своей неизбывной вороватости, плутовстве и наглости плебей всегда уступает интеллектуалу. Простонародная хитрость сама по себе примитивна, как игры пятилетних детей. Главное – выбросить из головы предрассудки, вроде: «я творческий человек, далёкий от быта и не желающий с ним соприкасаться, я должен быть беспомощен в практической жизни»; «надо уважать наш народ, он трудится на наше общее благо»; «как интеллигент я не могу опуститься до уровня этих людей и действовать их методами» и т. п. Ибо опуститься до уровня этих людей у вас всё равно не получится, дорогие мои. Вы-то при желании сможете обматерить озверевшее быдло, воспользоваться его тупостью с тем же успехом, с каким оно пользуется вашей деликатностью, вырубить гопника в подъезде. А этот гопник при всём желании не сможет понять Джойса без комментариев, а с комментариями – и тем более. Мы с вами находимся в привилегированном положении. Это только кажется, что большевики все привилегии отменили.
– А вы подумайте, – предложила Лиза. – Вы считаете, что я ничего не знаю?
– Да я ему как раз хотела сказать: не выходи из дома, тебя эти сволочи караулить будут, – зачастила баба с белорусским акцентом. – Колька-то, сволочь, теперь весь в белом и в стороне. А Андрей долги должен платить. Проиграл до фига баксов. Вы в милицию только не ходите, там все куплены. У одной сволочи тётка в юстиции. Ему, типа, всё можно!
– А вы не знаете телефон Коли Рифатова? – окончательно обнаглела Лиза.
– Телефон!! – женщина истерически рассмеялась. – Сволочи этой! А что ему звонить? Что толку? Он у себя в Гданьском заливе по месту прописки отсидится, его всегда отмажут, мол, не было его при событиях! Сволочь!…
– Знаете, у меня есть сведения, что у вас, как бы помягче выразиться, роман с моим мужем, – совсем перестала фильтровать базар Лиза. – Это правда? Только отвечайте честно, иначе я вас найду и задам этот вопрос уже другим тоном, обещаю.
– Мне с вами встречаться на фиг не надо, – твёрдо и решительно ответила Зоя. – Вы, видно, всей правды всё же не знаете, иначе бы не стали задавать таких вопросов. Где Андрей?
– Не знаю, – сказала Лиза.
– Всё, – тихо сказала Зоя. – Мать вашу… Но вы не беспокойтесь. Вам ничего не будет. Долги-то не ваши, а его. Он никак… отыгрываться поехал.
– Куда, интересно? – процедила сквозь зубы Лиза. Ей захотелось выпить водки и сжечь и эту квартиру. Всё равно она здесь ничего хорошего не видела. – Туда же, куда обычно?
– На Киевской их люди ждут, – возразила баба. – Они теперь в какое-нибудь другое место поедут. Надоело всё как! Вы, короче, тихо сидите, про всякую фигню, вроде романов, забудьте, это вообще вас не касается. Если кому башку проломят, то ему, а не вам.
– Спасибо, – поблагодарила Лиза и решила идти в милицию.
Конечно, она знала цену ментам. Ещё с того тёмного, будто вечер, дня, когда по замёрзшей Волге, раздалбывая непрочный желтоватый лёд и напрочь игнорируя запретительные красные флажки, промчалась машина вечно пьяного участкового. Тринадцатилетняя Лиза увидела, словно во сне, как рядом с ней образуется приличных размеров полынья, и прыгнула обратно на берег. Жители ближайших деревень около двух недель после этого не могли попасть в райцентр, но менту было наплевать. Даже если бы кто-то по его вине утонул, менту ничего не было бы. Слушая Маришу, я думала: о да, я рада была бы сказать, мол, дай мне руку, читатель, я поведу тебя туда, где водятся честные менты, не ходячие схемы из писанины Марининой, а обыкновенные порядочные люди, – но я не знаю таких ментов, читатель. Иные по наивности стремятся защищать людей и наводить справедливость, но провидение в лице коллег делает из их подростковых идеалов отбивную. Потому правы те, кто говорит, что посещать ментов нельзя.