Ответствую, что в детстве я уже знала о войне, которая началась с королем Эфраимом, которого вы называете тираном и узурпатором, ибо дети, даже самые маленькие, растущие в мирской жизни, испытывают те же несчастья и страхи, что и старшие, более разумные люди. Я не знала, в чем я признаюсь охотно и без лишнего побуждения, причины обиды, какую он питал к нашему герцогу и патриарху, хотя я помню, как шептались наши старейшины в храме, что у вас, почитателей святых, принято друг друга признавать еретиками и лжецами, а это, признаюсь, безмерно удивляет меня: если Бог един, то почему существует так много разновидностей ереси? Однако, милостивый синьор, чтобы вам ни говорили в низинах, просветленные не помогали королю Эфраиму и не указывали пути его лазутчикам, когда он продвигался горными перевалами вниз, в более населенные и зажиточные земли. Зачем нам это делать, если, как вы знаете, у нас есть свои книги и мы соблюдаем истину, содержащуюся в них, и как вы считаете нас еретиками, так и мы считаем вас безбожниками и идолопоклонниками? Да, мы с радостью восприняли новость, что король Эфраим жестоко преследует монахов, причем всех в равной мере: и тех, кто в башмаках, и тех, кто носит сандалии, и, наконец, тех, кто ходит босиком, – ибо ваши собратья с давних пор подстрекали свою паству против просветленных, и мы боялись, что однажды мы станем жертвами их ненависти, что – как сами видите – и произошло ныне. Но мы не верили, что король Эфраим окажется для нас лучше герцога, и не ожидали от него никаких милостей, хотя я соглашусь с вами без принуждения, что в других вопросах мы уже не были столь единодушны.
Подтверждаю, что из-за короля Эфраима возникла среди просветленных великая смута, но – как вы сами знаете – это произошло до моего рождения или вскоре после него; ваши же лихие законники тоже не выросли еще в те времена из детских сорочек; по этой причине я не принимала в тех событиях участия и поведала вам только то, что я услышала от других, потому их и вините за все неточности и ложь. Ибо если вы хотите узнать правду о тех временах, то вам следует обратиться к кому-нибудь из старейшин, если только все они не испустили дух в тайных застенках вашего трибунала. Они доподлинно рассказали бы вам, как в то лето сыновья восстали против отцов и встали рука об руку с сыновьями графа Дезидерио, преградив на реке Тимори[8] дорогу войску короля Эфраима. Почему они так поступили? Вы должны знать, что сыновья графа, как и прежде их предки, любили охотиться в наших горах; когда же они забредали слишком далеко в погоне за медведем или волком, они устраивались на отдых в замке. В отличие от людей из долин, они не проявляли к просветленным презрения, хотя я признаю, что ими мог двигать расчет, ибо источником богатства и влияния их рода в значительной мере был вермилион, добываемый нами в поте лица, и, возможно, дружба, возникшая много веков назад между просветленными и их родом. Они охотно приходили к горным кострам и помогли найти не одну потерянную овцу, ибо по-настоящему великие властители отличаются от простолюдинов настолько, что могут общаться с ними без опаски и без ущерба для своего достоинства. Что тут скрывать, мать не одной из нынешних девок, оговоривших меня перед вами, тайком покидала родной двор, чтобы хоть через дыру в заборе поглядеть, как молодые графы смеются у костра и меряются силой со стражниками. И будьте уверены, юбки на них горели от совсем не безгрешного желания, потому что все трое, как говорят, имели темные волосы, голубые глаза и улыбку, разбивавшую женские сердца и открывавшую ночью двери в девичьи чуланы. А самым смелым из них был младший графский сын – тот, кого звали Корво, Вороном, и которого мой брат Вироне позже объявил своим отцом.