— А раньше лучше, что ли, была?
— Раньше не так. Вот были рядом два человек — у меня сто рублей, у него сто , но мы все равно одинаковые. Не знаю, как это сказать… Теперь по-другому: он хозяин, я никто.
Женщины, только женщины
Аня уехала. Попросила в долг, довольно много. На билет и подарки детям. Ей — как не дать? Дала, конечно.
Она привела вместо себя дальнюю родственницу — . Тоже красиво — Лунная Девушка. . Я так в телефон и забила. Дикарка, худенькая, пугливая, по-русски говорит плохо, понимает еще хуже. Не из города — из дальнего аула. С того самого Памира, что ли? Алтынай сказала, в Москве она все время плачет — хочет домой, к детям. Почему же не едет? А муж не пускает — требует, чтобы жена при нем была.
Я не в восторге, но уж ладно, пусть родственница. Все время боюсь, что Аня куда-то денется, — а так хоть ниточка осталась.
Обнялись и поцеловались на прощание.
— Анечка, — говорю, — скажите вашей маме, что я ей благодарна за такую дочку!
Смеется. В костюме новом, черном с красными цветами — совсем не идет при такой смуглости, ей бы белое голубым.
Уехала.
А я снова как в . Переезд с дачи ознаменовался полным папиной крыши. Чем это, интересно, можно объяснить? Какой-нибудь экологической антропологией? Бетонная коробка форматирует его мозги хуже, чем деревянный дом? Или полевые воздействия виноваты — электромагнитные, биоэнергетические, ? Геопатогенная зона под кроватью? Может, что-то еще?
А мы-то сами как в этом городе живем?
Вызывала на днях «скорую». Что поразительно, не начали бурчать, что к старикам не ездят. Примчались через пятнадцать минут, сняли ЭКГ и вызвали вторую, кардиологическую бригаду. , поставили капельницу, дождались, пока прокапает, снова сняли ЭКГ и только потом уехали. Пробыли в итоге три часа. И лица у женщин такие строго-сосредоточенные, такие доброжелательно-деловые… ну прямо такие… такие… хорошие советские лица — ей-богу, другого слова не нашлось.
старается — но нет, не волшебница. Больной наш ничего не ест, пролежни снова замучили, уколы она делать не умеет. В кресло пересадить тоже не может. Папа хоть и не видит ничего, но чувствует — руки не те.
— Аня? Где Аня? Хочу Аню!
— Это тоже Аня. .
— Нет, я хочу нашу Аню! Где она?
— К детям уехала. Навестить. Но вернется.
— Главное, чтобы Анечка не заболела! — волнуется он.
Опять не спит ночами, и я снова хожу на работу в сомнамбулическом состоянии.
Читаю, как в ЖЖ одна палата сумасшедших сражается с другой палатой сумасшедших — по поводу ветеранов. Спорят — это наша обуза или национальное достояние? Размахивая колпаками, подушками и клистирными трубками… Да пусть их!
Только не понимаю, что мне с моим личным ветераном делать. Доверенность на получение пенсии у нас закончилась, а вызов нотариуса на дом, чтобы подпись заверить, стоит пять-семь тысяч. В Центре социального обеспечения дали «секретный» — там, сказали, можно за три тысячи договориться. Позвонила. Отвечают — нет, мы за такую цену уже не выезжаем, нецелесообразно.
Им теперь все нецелесообразно!
Даже до городской нотариальной палаты дозвонилась, какой-то специально уполномоченной тетеньке. Но у них там своя военная тайна. Оказывается, существует список нотариальных контор, где для ветеранов дешевле. Только список, вот незадача, куда-то . Не найдут никак. Обещали позже найти и перезвонить. До сих пор ищут.
Вдруг подумала, что оказалась в реальности, в которой значимы только женщины. Пьеса, где все роли женские. Нет, мужчины тоже присутствуют, но как-то… за стеклянной стеной, что ли. Они зрители. У них свои важные дела, работа, поиски смысла, честолюбивые устремления. Может, они и сочувствуют мне по-своему, но как безнадежно сошедшей с дистанции. за борт. Трудно объяснить, но когда оказываешься наедине с бедой, в ситуации выживания, то попадаешь на уровень, где тебя окружает только женская, почти энергетика. Понятно, что не только целительная и добрая. В этой игре действуют разные фигурки, от черных до белых — и ты, аллегория Медицины, и вы, архивные чиновницы, больничные санитарки, киргизские сиделки, участковые врачихи. Но когда совсем плохо кажется, что ты уже идешь ко дну, тебя держат на плаву женские мелочи — кофе с , шепот Алтынай, полуседая Катина шевелюра, даже неумелые старания — это ведь она старику попу подтирает, а не этот, на красном «».