И - да, это работает, товарищи родители. Если ребеночек измладу поймет, что алкоголь бывает сладким, его куда сложнее подсадить на горькую. Сладенькое же в слишком изрядных количествах просто не пьется, ну вот не получается. Человек, способный на рывок выхлестать поллитра беленькой, может спокойно, капелюшечками, тянуть какой-нибудь ликерчик. «Разница».
Я впервые попробовал классический сушняк на втором курсе института, а водку впервые смог проглотить без отвращения уже после получения второго образования.
Другим везло меньше. Мама соученика, недолюбленная обстоятельствами истеричка, помню, кричала на родительском собрании, что лично отрывала бы руки родителям, которые нальют своему чаду на полпальца рислинга. Сын начал жрать родимую еще в школе - надо полагать, из чувства внутреннего протеста. С другой стороны, знавал я нескольких выходцев из семей пьющих, которые смотрели на любую тару лютым зраком - слишком помнили, что такое «у папы получка» и «мама устала»… У большинства же все было серединка на половинку: родаки, пока могли, не давали своему цветочку и понюхать «этой гадости», но очень быстро, после двух-трех скандалов, смирялись, когда подросшее чадо начинало употреблять. Это вообще беда русско-советских семей: сначала детям не разрешают «ничего и совсем», пока дети слушаются, и капитулируют, как только они слушаться перестают - «чего уж теперь-то».
Я же, повторяю, был школен правильно. Спиртное было для меня праздничным напитком, к которому я относился с некоторой опаской: выпьешь много - будешь пьян, а ведь пьешь ты не для того, а для вкуса и для аппетита. Собственно опьянение воспринималось мной как не очень желательный побочный эффект.
После десятого класса, поступив в институт, я ехал в деревню с бутылкой шампанского и бутылкой крымского - отметить с дедом. Трясясь в автобусе, полном бухих колхозников, я рассеянно думал: «Ну зачем же себя доводить до такого состояния». Дед встретил меня неласково, бутылки отобрал и спрятал, меня погнал на огород. Он был не злой, он считал, что так правильно. Вечером я стал искать бутылки, и нашел приспособление, в котором без труда опознал самогонный аппарат. Дед у меня был конструктор, и аппарат отличался оригинальностью - особенно хорош был плоский змеевик с остроумно установленным кожухом охлаждения. «Сразу и не поймешь».
Гнала и моя первая теща. Она это делала профессионально - благо, закончила Пищевой по соответствующему факультету. У нее аппарата не было - просто набор химпосуды. Спирт она очищала какими-то хитроумными способами, полируя продукт до евроуровня. Помню спиртометры, которыми она промеряла плотность раствора. На спирту она делала вишневую наливку - вишни собирались в собственном саду, - и липовую настойку. Я мало думаю о той семье, «то была другая планета», но вот настоечку помню до сих пор.
Но даже настойка - семьдесят семь оборотов, выпивал я рюмочку, для аппетита, - не приучила меня к классическому набору «нашенского», к триаде из водки, пива и портвешка.
Водка была отвратной на вкус - химия какая-то, из опасных, типа ацетона. Портвешок выворачивал внутренности.
Первым «настоящим увлечением» у меня стало пиво.
В советские времена я почти не пользовал его - а фигли. Один раз друг завлек меня в автопоильню возле метро «Автозаводская». Место пропахло ссаками и стиральным порошком (его добавляли в разбавленное, чтоб пенилось), в кружки лилалсь какая-то кислая вода, контингент был упадочный. Получше пиво давали в чебуречной на Каширке, где я столовался во время учебы в МИФИ. Но все-таки по-настоящему я его распробовал только в лихие девяностые.
Когда мне сейчас вешают цветы на уши по поводу того, что пивасик лучше водки, и хорошо, что наши ребятишки пивасиком жмуктуются, я скорбно ржу. Потому что пиво - дрянь хуже всякой водяры. Водка, условно говоря, бьет по «кумполу», но бьет сверху, по «высшим функциям», - а пивасик размывает фундамент сознания, пригашивая базовые инстинкты. То есть от водки у человека отключаются мозги, косеет глаз и вылазит наружу древнее, крокодилье нутро. Зато от пива вроде бы ничего не отключается, вроде и язык не очень заплетается, а так, только тормозит, и в глазах не туманит. Но вот инстинкты самосохранения, продолжения рода, защиты родного гнезда и так далее - это все как-то съеживается и меркнет.
Алкоголик на водке может быть умен и опасен. Пивасичник-пузлан, потливый, толстомясый - это либо глуповато набычившийся былдяк из гопы, либо, наоборот, лошара-терпила, идиотически улыбающийся, когда надо «бежать или драться». Водку дают воинам перед атакой. Пиво же неизменно входит в рацион рабов всех времен и народов, еще с египетских времен - для смирности.