- У меня отец пил. А мама всегда его ругала, и мы, дети, ей сочувствовали. Еще в молодости, лет в сорок, зародилась мысль что-нибудь сделать против пьянства. И я делал.
Отец Углова работал слесарем в сибирском городке Киренске близ Бодайбо - много пил и много дрался, был первым драчуном в своей слободе. Драчливость передалась и Федору Углову - уже отпраздновав столетие, он лежал в больнице после очередной операции на почках, и когда ему хотелось выйти прогуляться в коридор, даже две медсестры не могли его удержать - он раскидывал их и шел гулять.
Та операция вообще-то и послужила причиной последнего микроинсульта. Пять лет назад, незадолго до столетия, лег удалять камни из почек в родную клинику (при Первом мединституте), положили в отдельную палату с телефоном - ночью зачем-то вскочил (потом говорил: «Думал, утро, надо вставать на работу»), запутался в телефонном шнуре и упал, сломал шейку бедра. Вместо операции на почках пришлось делать операцию на бедре - думали, не встанет, а он потом и палочку отбросил, стал ходить самостоятельно - а почечная операция задержалась на три года, и когда ее все-таки сделали, нелюбовь к алкоголю сыграла с Угловым злую шутку - к наркозу он оказался менее приспособлен, чем тот, кто всю жизнь выпивал. Тяжело отходил от наркоза, не узнавал родных, потом инсульт, потом серия микроинсультов.
- Я сидел у него в палате, - рассказывает сын Владимир, - на мне был больничный халат, и он, когда очнулся, не узнал меня, решил, что я врач. Говорит: «Доктор, скажите, как прошла операция?» А я вообще филолог, но я к тому времени уже неплохо разбирался в медицинской терминологии. Стал ему рассказывать про его операцию. Он на меня так смотрит и говорит: «Вы не доктор». То есть, представляете - родных не узнает, но доктора от самозванца отличить может даже в таком состоянии!
Еще Федор Углов до сих пор играет с сыновьями в шахматы. Чаще всего проигрывает, но некоторые партии сыновья даже записывают - защита Углова, как говорит Владимир, не имеет аналогов в шахматной практике. «Очень необычная картина на доске получается, движение от хаоса к порядку. Вы разбираетесь в шахматах? Нет? Ну тогда просто поверьте».
III.
Спиртного Федор Углов действительно никогда не пил, но в доме часто бывали гости, и им до какого-то момента наливали - до тех пор пока маленький Гриша не спросил отца: мол, папа, если ты говоришь, что это яд, тогда почему этот яд стоит у нас на столе? Доводы ребенка показались академику убедительными, и с тех пор даже пьющие гости вроде народного артиста Игоря Горбачева, часто бывавшего у Угловых, не могли рассчитывать на алкогольное угощение - на стол ставили только соки собственного приготовления и разведенное водой из комаровского колодца ягодное варенье.
- Сухой закон мы начали с семьи, потом он распространился по кругу знакомых, а потом приобрел всероссийские масштабы.
Всероссийская борьба за трезвость (общество «Оптималист», с годами выросшее во Всероссийское общество трезвости) началась с сильно пьющего питерского журналиста Юрия Соколова, с которым Углов познакомился в то время, когда он «погряз в пьянстве и просто погибал». Углов познакомил Соколова с биологом Геннадием Шичко, разработавшим собственный метод антиалкогольного кодирования, Соколов по этому методу вылечился и сделался одержимым пропагандистом трезвого образа жизни. Углов пережил и Соколова, и Шичко, теперь обоих соратников вспоминает с нежностью, прежде всего потому, что они разделяли главное убеждение Федора Григорьевича - русские никогда не были пьющей нацией.
- У него есть теория, - рассказывает Владимир, - что последний виток алкогольного геноцида начался со Сталина, который привнес в русскую культуру несвойственную ей практику кавказских застолий. Это же в самом деле неестественно - собираются за столом умные люди, ведут умные разговоры, потом выпивают по рюмке, голоса делаются громче, речь эмоциональнее, потом еще рюмка - начинаются глупые шутки, потом еще - и люди становятся идиотами. Зачем человеку добровольно становиться идиотом? Совершенно незачем.