II.
Соседи Квачковых по даче (это не Жаворонки, близ которых произошло нападение на кортеж Чубайса, а чуть дальше по Минскому шоссе, 30 километров от МКАДа) - венгерско-русская семья, и мальчик Шандор двенадцати лет, когда родители ему сказали, что Квачков сидит в тюрьме, написал в «Матросскую тишину» письмо: «Дядя Вова, я не знаю, кто такой Чубайс, но работы он меня лишил». Работа - это мытье автомобиля: Шандор мыл Квачкову машину, а тот ему за это покупал лимонад. «Об этом письме нам соседи уже потом рассказали, а до меня оно не дошло, - рассказывает Квачков. - Многие письма изымали, не доходили до меня, а со свиданиями вообще кошмар был - последний раз жену я видел во время восемнадцатидневной голодовки, когда ее попросили ко мне прийти и уговорить меня начать есть. Это был февраль 2006 года, а до того - два свидания было. У Найденовых - вообще одно во время предварительного следствия. Представьте - сидят убийцы и насильники, которым исправно дается по два свидания в месяц, как и положено. И сидят офицеры, к которым родных не пускают совсем. Что тут можно сказать? Все как раньше - социально близкие - они, и мы - враги народа».
О тюрьме (это не только «Матросская тишина», за три года содержания под стражей Квачков побывал, кажется, во всех СИЗО Москвы и области) полковник Квачков отзывается, однако, настолько тепло, насколько вообще можно тепло вспоминать о тюрьме. «Отношение ко мне было доброжелательным и со стороны администрации, и со стороны сокамерников. Ходорковского (в „Матросской тишине“, как известно, они сидели вместе. - О. К.) прессовали гораздо сильнее, чем меня. На тюремном жаргоне я был - „порядочный арестант“ или „мужик“, и хотя каждый раз, когда меня вызывали на выход с вещами, я не знал, куда меня ведут и что со мной будет, все равно в тюрьме безопасности было больше, эксцессы были маловероятны, а здесь - здесь я допускаю, что меня могут убить».
В одной из тюрем вместе с Квачковым сидел израильский полковник Яир Кляйн, арестованный в России по запросу Интерпола и ожидавший экстрадиции в Колумбию. Они подружились, и Квачков однажды сказал ему: «Вот смотри, ты иудей, израильский полковник. Я православный, русский полковник. Мы очень разные, но враг у нас общий - ЦРУ». Кляйн, которого обвиняют в пособничестве наркомафии, при том, что он уверен, что все дело в том, что он, работая в Колумбии, как-то помешал американской разведке, с Квачковым согласился. Хорошо, когда есть общий враг.
III.
Главный вопрос, который задают Квачкову все его оппоненты, - это вопрос о противоречии между его (ныне признанной судом присяжных) невиновностью и его отношением к Чубайсу. Если «молодец, правильно он этого Чубайса» - то Квачков, получается, все-таки виновен, а если он невиновен, то и античубайсовская риторика в его устах выглядит странно. Раз уж не покушался - то чего кулаками махать? «Я не вижу здесь противоречия, - говорит Квачков. - Если это действительно было покушение на Чубайса, то я не считаю его преступлением. Это так. Но я здесь - комментатор, эксперт, я просто даю свою оценку этому событию, а сам я, поскольку не имею к этому происшествию отношения, могу сказать твердо: я невиновен. Запишите большими буквами».
Об аргументах обвинения Квачков рассказывает с удовольствием и явно не впервые. Знаменитые куски поролона, на которых, по версии следователя, лежали в придорожном овраге участники покушения и которые были обнаружены на даче у Квачкова, по его словам, являются разными кусками. «У меня действительно был поролон, - говорит он. - Собачий поролон такой, пес на нем спал, чтобы полы на даче не портить. Семь кусков, все размеры зафиксированы в деле. Но те куски поролона, которые нам предъявляли - во-первых, их не семь, а шесть, а во-вторых, у них совсем другие размеры: на десять сантиметров шире, чем у меня. В чем здесь дело? Как будто вы не представляете, как работает наша правоохранительная система. Позвали ментов, сказали им - купите поролона, чтоб как у Квачкова. А менты же - они люди не очень умные. Купили меньше, чем надо, разрезали неправильно, остаток денег пропили - и так сойдет. А прокуратура не обратила на это внимания. Знаете, как я людей, которые работают в прокуратуре, называю? СМС-маугли. Эсэмэску они отправить в состоянии, а что-то большее - это уже не для них, мозгов не хватает».