Ну а Громовы… Они затаились. Теон сразу открестился от этой проблемы, а также всячески поддержал самое строгое наказание для артефактора, который «чуть не погубил одну студентку и не сделал убийцей вторую». И после этого глава рода Громовых перестал давать какие-либо комментарии, стараясь вообще не пересекаться с журналистами. Однако то, что в большинстве печатных изданий новость о дуэли девушек так и не появилась, говорило о том, что Теон явно старается это дело замять.
На то время, пока обе пострадавших студентки находились в больничных покоях, пусть и в разных палатах, рядом постоянно дежурили преподаватели. Просто на всякий случай. Но как только Олю более-менее привели в порядок, она предпочла вернуться в свою комнату. Мы с Аней даже не успели в себя прийти до того, как Громову уже поставили на ноги.
А вот нам предстояло усиленное лечение в течение нескольких дней как минимум, чтобы суметь вернуть руку. Благо Аня в любом случае собиралась остаться в академии на этих каникулах, поэтому времени на восстановление было более чем достаточно.
Из развлечений у нас были только разговоры. Приходили друзья, заглядывали и преподаватели, а Диего… Судя по рассказам, сначала он весьма мешался целителям, отказываясь покидать палату, когда Аню еще только принесли, хотя его сюда никто и не звал. А когда его все же выгнали, то вернулся вечером и умудрился сломать дверь, не поняв намека, что время для посещений закончено и больные отдыхают… Но все очень весело посмеялись над тем, как его охаживала и выдворяла Светлана Владимировна, даже не прибегая к помощи Гранина. Зато на следующий день друг пришел уже с цветами: большой букет для грозной главы больничных палат, и еще один поменьше — для Ани.
Сам я лишь ненадолго создал простого клона, чтобы «отметиться» в академии, проведать раненую подругу, что выглядело вполне логично, а заодно повидаться с Николаем, чтобы обговорить один срочный заказ для зреющего в моей голове плана мести…
Когда нас навещали друзья — все дружно поносили Громову за то, что она натворила. И, конечно, поддерживали Аню. Хвостов и Гранин тоже к нам заглянули: оба первым делом извинились, что все так вышло, и немного рассказали о том, как идет расследование. Олю несколько раз допросили, а затем нашли артефактора и довольно быстро дело закрыли. Старик явно виновен, а девушка ничего не знала об опасных свойствах клинка, что подтвердила и ее проверка на артефакте истины.
Роль Теона была вообще какой-то смазанной. Он вроде как тоже не был в курсе, какую жуткую покупку совершил, однако истинность его слов не проверяли, поскольку он сам подозреваемым, в отличии от дочери, не являлся, да и артефактор уже повинился. Но все мы понимали, что это дело отдает очевидной гнильцой… Оставалось лишь надеяться на то, что артефактор изменит свои показания, поскольку в его случае артефакт истины терялся: видимо, память и рассудок действительно подводили старика. Либо кто-то над ними поработал…
Приходили и одноклубники, которые вели себя примерно так же, как и друзья: то поддерживали Аню и желали ей здоровья, то высказывали свое негодование в сторону Громовой. А когда пришла Катя, то она поразила меня больше всех: девочка плакала и обнимала меня больше часа, периодически извиняясь и оправдываясь, что ничем не смогла помочь, и за то, что не увидела опасность раньше. Слишком поздно она решила усилить свое зрение…
И оказалось весьма непросто ее утешить. Но если быть до конца честным, мне было очень приятно, что она настолько сильно обо мне переживает. Вот только винить ее в чем-либо в этой ситуации мне бы и в голову не пришло!
Однако гораздо тяжелее мне давались разговоры с Аней, когда никаких посетителей не было, и мы оставались наедине. Я чувствовал вину гораздо большую, и далеко не такую надуманную, как у моей маленькой ученицы. Аня была права с самого начала, а я не только не раз ставил ее в неловкое положение, смущал и все время спорил насчет Громовой, но и в конечном счете чуть не погубил этим нас обоих…
Причем подруга смогла понять меня, и смогла простить. Но не я сам. Чувство вины съедало меня изнутри, и больше, чем на себя, я злился только на Олю, чувствуя себя преданным… А ведь я подозревал, что мог ошибаться насчет нее, но все равно продолжал выгораживать! Лишь сейчас, когда стало невыносимо больно, я наконец понял, что эта стерва, а точнее, та девушка, которой я ее считал, мне нравилась… Но кажется, я слишком увлекся фантазиями, не замечая реальности.