Перед ней была книга в сильно потертом кожаном переплете. Папирусные страницы распадались на куски, которые в любой момент могли превратиться в пыль. Всего в книге насчитывалось тридцать два листа с текстом на обеих сторонах. Еще в коробке лежал рукописный дневник, перевязанный кожаным ремешком.
Не касаясь книги, Афдера открыла дневник на первой странице. Он был исписан округлым почерком бабушки.
Начало было таким:
«Мне доверена важная миссия. Иуда попросил меня сделать что-нибудь для него. Теперь я думаю, что это больше чем миссия. Кажется, Иуда избрал меня, чтобы я помогла ему оправдаться. Ты, дорогая моя внучка, доведешь до конца это дело — оправдание апостола Иуды. Эта миссия будет твоей. Для ее выполнения первым делом прочти мой дневник. Храни в целости утраченное Евангелие от Иуды».
Невероятно! В руках Афдеры оказалась запись последних слов того самого апостола, который, по всеобщему мнению, предал Христа!
Наступил вечер. Банк закрылся, но Афдера с директором все еще не покинули его. Внезапно охранник, дежуривший у входа в помещение, вздрогнул от звонка. Это была секретарша, которая несла пустую пластиковую коробку, чтобы поместить в нее книгу.
«Прекрасно», — подумала Афдера.
— Мне нужно несколько листов чистой бумаги, чтобы застелить коробку изнутри, — сказала она.
Афдера умела обращаться с произведениями искусства тысячелетней давности. Она быстро и аккуратно переложила из железной коробки в пластмассовую саму книгу и чуть ли не тысячу мелких кусочков папируса, отломившихся от страниц. Девушка убедилась в том, что в железной коробке ничего не осталось, закрыла ее и вернула директору.
Наконец она оказалась на улице, и по спине у нее пробежал холодок. Афдера была одна. Она находилась в пригороде Нью-Йорка и держала в руках документ, не просто бесценный, но способный поставить под вопрос все учение католической церкви! Ей очень хотелось добраться до Манхэттена и провести ночь в каком-нибудь приличном отеле, но с такой ношей лучше было не рисковать. Поэтому Афдера направилась в отель «Тамблин инн», где Хэмилтон зарезервировал для нее номер, зарегистрировалась и попросила не беспокоить.
Она так и не заснула, читала дневник Крещенции и время от времени переводила взгляд на книгу в пластиковой коробке, которую положила на кровать. В какой-то момент Афдера решила позвонить бабушке, но посмотрела на часы и поняла, что в Европе раннее утро. Там все еще спали.
«Позвоню завтра», — решила она.
Дневник оказался полон номеров, дат и имен. Афдера, усталая и сонная, решила все же дочитать его до конца и запомнить как можно больше. На страницах дневника были как попало наклеены бумажки с эмблемами отелей, черно-белые фотографии лодок на Ниле и салфетки, на которых были записаны даты и фамилии.
Тишину, царившую на телефонной станции Апостольского дворца, взорвал звонок.
— Ватикан, слушаю вас, — отозвался монах из «Братства дона Орионе», члены которого обслуживали ватиканские телефоны со времени их появления в 1886 году, при Льве Тринадцатом.
— Мне нужно поговорить с государственным секретарем. Это срочно.
— Соединяю.
В трубке зазвучала духовная музыка. Через несколько секунд ее прервал голос:
— Отец Эмери Мэхони, личный секретарь государственного секретаря. Что вам угодно?
Услышав имя своего собеседника, незнакомец произнес по-латыни:
— Fructum pro fructo.3
— Silentium pro silentio,4 — ответил Мэхони.
— Это Дентон Хэлсон, нью-йоркский страж. Я хотел бы поговорить с кардиналом Огюстом Льенаром.
— Подождите минутку, брат.
Из-за двери кабинета государственного секретаря Льенара доносились звуки Первой симфонии Сибелиуса. Мэхони постучал в дверь, и музыка смолкла.
— Кто там? — спросил кардинал.
— Могу я войти, ваше преосвященство? — почтительно поинтересовался Мэхони, приоткрывая дверь.
— Заходите, дорогой секретарь. — Кардинал протянул для поцелуя руку с перстнем, на котором был изображен крылатый дракон, испокон веков служивший эмблемой рода Льенаров.
— Ваше преосвященство, звонит страж из Нью-Йорка. Он хочет поговорить с вами.
Льенар на миг задумался, глядя из окна на площадь Святого Петра, затем повернулся к Мэхони.
— Перебросьте звонок ко мне, на защищенную линию, — велел он.
Через несколько секунд зазвонил красный телефон, стоявший на столе кардинала.
— Fructum pro fructo.
— Silentium pro silentio, — отозвался государственный секретарь.