Лабиринт из лавочек, внутренних двориков, террас и темных переулков по вечерам таил в себе бесчисленные ловушки. Даже римские солдаты не осмеливались соваться на гору Сион после захода солнца. Зилоты, боровшиеся против римского владычества, сузили некоторые улицы настолько, что римлянам приходилось пробираться по ним без доспехов.
Симон вошел в дом через узкий дворик, который просматривался через глазок в двери. Петр попросил его заняться приготовлениями к ужину на тринадцать человек, пока сам он будет выполнять некую миссию. Симон купил ягненка, убедился в том, что у животного не сломана ни одна кость, иначе оно не годилось бы для пасхальной жертвы, и поместил его в печь.
Иоанн, еще один из сотрапезников, занялся предназначенным для ужина помещением. Он приволок сюда большой стол, поставил на него тринадцать блюд, столько же чаш и подсвечник. Свечи следовало зажечь с началом седера — самой важной части еврейского пасхального действа.
Один за одним приходили приглашенные и первым делом направлялись к находящемуся посреди дворика колодцу, чтобы совершить омовение. Иоанн и Симон по очереди наблюдали за двориком через глазок. Ягненок в это время жарился в печи. Всякий раз, как раздавался стук в дверь, Симон глядел в глазок, убеждался в том, что за дверью стоит свой человек, затем отодвигал толстые засовы и впускал сотоварищей. Новоприбывшие радостно приветствовали тех, кто пришел раньше, и обнимались с ними. Наконец явились все, кроме Иисуса, Иуды Искариота и Петра, отсутствие которого слегка обеспокоило Матфея, служившего сборщиком налогов у римлян.
— Что с ним такое? Почему его нет? — тревожился он.
— Я видел его возле храма, когда покупал ягненка. Думаю, с ним ничего не случилось, — отозвался Симон.
Остальные ученики обратили внимание на эти слова. Симон даже стал объяснять всем собравшимся, что видел, как апостол разговаривал с Ионафаном, но тогда никто не придал этому большого значения.
В этот самый момент первосвященник Каиафа отсчитывал одному из учеников Иисуса тридцать сребреников. Этот человек обещал выдать своего учителя стражникам храма в том самом доме, где устраивался ужин, но Ионафан не хотел рисковать. На узких запутанных улочках горы Сион можно было угодить в засаду. Тогда предатель предложил выдать Иисуса там, где сотрапезники собирались молиться после вечери. Это был Гефсиманский сад, или, по-арамейски, Гат шамна — «масличный пресс». Первосвященник согласился, зная, что на открытом пространстве воины не попадут в ловушку.
— Как мы опознаем твоего учителя? — спросил он.
— Я покажу вам его, — ответил предатель.
— Отлично. Этой ночью мы схватим Иисуса по твоей подсказке.
Он уже вошел в дом, чтобы присоединиться к своим двенадцати ученикам, омыл руки и ноги у колодца и спросил про Петра.
— Мы не знаем, где он, — сказал Фома, рыбак с Галилейского моря.
Среди учеников он считался боязливым молчуном, который видит все в мрачном свете. Внезапно в дверь кто-то громко постучал. Это оказался Иуда Искариот. Через несколько минут явился и Петр.
— Прости меня, учитель, за то, что я задержался, — сказал он.
— Надеюсь, что ты задержался по собственным делам, а не по чужим, — ответил тот.
Ученики не поняли, о чем речь и почему учитель говорит загадками с тем человеком, которого они избрали своим главой.
Воцарилось напряженное молчание, которое прервал Варфоломей по прозвищу Борец. Его предки два века назад участвовали в восстании Маккавеев.
— Ягненок готов, — объявил он.
Петр все еще не оправился от удивления, вызванного загадочными словами учителя. Прежде чем подняться наверх, где стоял стол, Христос отошел вместе с Иудой в угол двора.
Петр пошел было за ними, но Иисус жестом остановил его:
— То, что я хочу сказать, предназначено лишь для моего верного Иуды.
Петр, Варфоломей и Иаков Младший остались стоять поблизости, с любопытством наблюдая за происходящим. Чуть погодя трое апостолов увидели, как Иуда, весь в слезах, встал перед учителем на колени и взял его руку в свои ладони. Другую руку Иисус возложил ему на голову, словно хотел утешить. Затем оба присоединились к остальным.
Все поднялись наверх и сели за стол.
Иисус зажег свечи, потом сказал:
— Я решил совершить эту Пасху с вами, перед тем как буду предан на распятие, ибо отныне совершу ее лишь в царстве отца моего.
Ученики хранили молчание. Иуда, глаза которого все еще были мокрыми от слез, не отрывал взгляда от учителя. Петр же почти не обращал внимания на окружающих. Он словно чего-то ждал.