Феллах сунул голову в калитку, чтобы посмотреть, есть ли кто дома, и услышал голос женщины, спрашивавшей, что нужно незнакомцу.
— Я хотел бы видеть господина Абделя Габриеля Сайеда.
Женщина подошла к нему, вытирая руки полотенцем.
— Муж вот-вот должен прийти. Вы можете подождать его в доме, — пригласила она Хани и открыла дверь.
Дом Сайеда был типичным скромным обиталищем коптского семейства, соблюдающего традиции. Хани знал, что тот человек, к которому он приехал, в основном занимался земледелием. Он выращивал чеснок, фасоль, пшеницу и сахарный тростник, но для того, чтобы прокормить многочисленную семью, время от времени отправлялся на поиски древностей, которые продавал на черном рынке.
Так поступали многие в этих краях. Самой крупной находкой Сайеда были коптские ткани IV и V веков, обнаруженные им в пещере близ Эль-Лахуна.
Хани знал, что благодаря этому хозяин дома установил связи с каирскими и александрийскими торговцами. По правде говоря, это были всего лишь мелкие коммерсанты, скупавшие амулеты, куски материи, обломки сосудов и прочие пустяки, которые, по их мнению, имели хоть какую-то ценность.
Разумеется, по пути от Среднего Египта до каирского рынка или лавки цена вещи могла возрасти раза в три. Само собой, торговцы пользовались невежеством копателей, говоривших лишь на местном диалекте. Но Сайед все равно извлекал немалую выгоду из своих находок, которые доставлял на машине в Каир. Подобные путешествия были весьма утомительными: путь от Магаги до столицы занимал три часа.
Такого рода торговля зародилась едва ли не одновременно с египетской цивилизацией. В XIX веке европейские исследователи и негоцианты открыли для себя древние сокровища Египта. Некоторые предметы величайшей ценности, например Розеттский камень, были найдены в могилах, а затем путем покупки или простого воровства переправлены в Европу, где оказались в музеях Лондона, Берлина, Санкт-Петербурга, Рима.
После Второй мировой войны Египет добился полной независимости. Власти страны наложили серьезные ограничения на нелегальную торговлю древностями, стремясь не столько прекратить ее, сколько поставить под контроль.
В пятидесятых годах в Египте был принят закон, согласно которому торговцы в шестимесячный срок были обязаны зарегистрировать товары, находившиеся в их собственности, чтобы ограничить их оборот. С течением времени правительство создавало все новые механизмы сдерживания нелегальной торговли антиквариатом. Но эти меры мало повлияли на коммерцию. Она преследовалась, но приносила слишком уж высокие прибыли. Существовал черный рынок древностей, извлекавшихся из могил или украденных с раскопок. Они не значились ни в каких книгах или регистрах. Для властей их просто не существовало.
Египтологи всего мира говорили: «Любой предмет, найденный в Египте, считается поддельным или подозрительным, пока не доказано обратное». Если бы власти обнаружили, что та или иная вещь была продана после принятия закона, то они имели бы полное право потребовать возвращения ее в собственность государства. Сайед был всего лишь одним из низших звеньев в цепочке этой нелегальной торговли.
Хани угощался мятным чаем с финиками, когда во дворе послышался галдеж ребятни. Сыновья и дочери Абделя Габриеля Сайеда столпились вокруг возвратившегося домой отца Хани встал из-за стола, чтобы приветствовать хозяина.
— Господин Сайед, я хотел бы поговорить с вами наедине.
— Хорошо, сейчас вымою руки, и мы побеседуем, — сказал тот и повернулся, чтобы поздороваться с женой.
Через несколько минут мужчины уже сидели за таблеей — низеньким столом, на котором стояли блюда с маслом, хлебом и горохом, приправленным растительным маслом. Хани понизил голос, боясь, что кто-нибудь может подслушать их разговор. Он рассказывал Сайеду о том, что они увидели в Джебель Карара, и выражение лица хозяина дома постепенно менялось.
Сайед несколько минут помолчал, а потом посоветовал Хани никому ничего не говорить о находке. Он предложил гостю доехать на машине до самой пещеры, вынести оттуда все ценные предметы и вновь завалить вход, чтобы не осталось никаких следов разграбления.
— Надо делать все очень осторожно, чтобы ни полиция, ни другие грабители могил ничего не узнали, — тихо сказал он. — Лучше всего вам переночевать у меня, а завтра, еще до рассвета, мы поедем к пещере.
Утром, когда солнце еще не встало, а небо сияло фиолетовым и красным, потрепанная машина Сайеда показалась на равнине, проехала по ней несколько километров и остановилась перед захоронением. Сайед и Хани вышли, достали из багажника две лопаты и принялись копать. Через полчаса, когда солнце уже основательно стало припекать им спины, они наконец сдвинули плиту, лежавшую у входа. Не было слышно ничего, кроме ветра, свистевшего на равнине.