Под натужный рев мотора и развеселое пение капитана, судно смело устремляется в открытое море, навстречу ночи, темным, ходящим ходуном водяным холмам и бьющим наотмашь брызгам.
3. Под крылом у флибустьера
Спустя полчаса, пропитанные тьмой, страхом и волнующим кровь адреналином, мы попадаем в спокойные воды, словно преодолев невидимую границу между штормом и штилем. Схватка с воинствующей стихией заканчивается ничьей. Потрепанный, но вполне живой кораблик покачивается на еле заметных волнах, зализывая нанесенные бурей раны.
Все это время на борту кипела бурная деятельность. Каждый член экипажа вносил посильный вклад в общее дело, направленное на спасение судна.
Капитан управлял кораблем, сыпал отборной заморской бранью, взбираясь на пенные гребни водных исполинов, и дьявольски хохотал, рушась с них в бездонные пропасти. Потом вовсе передал руль Тимериусу и выбежал из рубки, под свистящие снаряды хлещущих струй дождя и бритвенно острые росчерки брызг. Тот, не выдержав вида носящегося туда-сюда по залитой водой палубе старика, вскоре передал руль Никелю и кинулся вслед за ним. Это был рискованный ход: умение последнего вести судно вызывало у меня большие сомнения.
Я старалась не путаться у них под ногами и, преодолевая брезгливость, обыскивала помещение рубки и нижнюю палубу на предмет спасательных жилетов или хотя бы кругов. Бестолку рылась в подгнивших шкафчиках, наощупь шарила под просиженными креслами — капитан уверял, что его «крейсер» оснащен по полной программе. Когда-то, во времена их общей с судном молодости, средства спасения, возможно, и правда присутствовали, но в данный момент я не находила ничего, кроме пустых бутылок и гор другого, менее знакомого, мусора.
Оба атланта метались снаружи, от борта к борту, выполняя сложные акробатические номера, уклоняясь от волн, переставляя тяжелые ящики с неизвестным грузом, подтягивая тросы. Не уверена, что они таким образом помогали судну справляться с бурей: скорее, это напоминало полубезумную пляску во славу морского бога. Опасаясь, как бы Никель не захотел последовать их примеру, я заявила, что утоплю корабль, стоит мне только взяться за руль.
Неужели теперь все позади?
Я решаюсь выйти на палубу. Из бушующего, страшного в приступе ярости, монстра, море превратилось в остывающего, одолеваемого чувством стыда исполина: отца, укачивающего на руках испуганное гневом дитя. Небо светлеет, превращаясь из черного в насыщенно серое; становятся видны переплетения облаков над головой: некоторые протягиваются длинными щупальцами через весь небосвод, другие нависают набухшими сумрачными коконами.
— Никогда не видела такого…
— В Атлантисе есть много того, чего не увидишь больше нигде, — рядом возникает Никель. — Рядом с «дырой» штормит почти всегда — сказывается природная аномалия. Смотри.
Он показывает сначала назад, откуда мы приплыли: там тучи громоздятся сплошной стеной, между ними и беспокойным морем тянется серые полосы дождя; затем вперед — куда направляемся. Там облачная пелена рвется, в беспросветном небесном саване зияют дыры, через которое яркими лучами прорывался свет разгорающегося рассвета.
— То есть, чтобы попасть к проходу в Набил, всегда приходится преодолевать этот кошмар? Бедные атлантийцы!
Ник усмехается, снимает с себя куртку и вытирает пот со лба. Он, как и я, выглядит уставшим. Темные вьющиеся волосы растрепались, падая на лоб в беспорядке, на лбу поблескивает влага.
— Нашла, кого жалеть. Для наших узкоглазых друзей любая непогода на море — всего лишь развлечение. Вздумай ржавая посудина потонуть, они бы добрались до станции вплавь.
А что, вполне вероятно. В результате разрушительного катаклизма, случившегося более двух тысяч лет назад, львиная часть суши на планете погрузилась под воду. С тех пор мир атлантов представляет из себя бескрайние морские просторы. Хочешь, не хочешь — приходится приспосабливаться.
Я ищу взглядом Тимериуса и нахожу его у носа корабля. Из его облика окончательно пропали следы тревоги, появившиеся в некогда легкомысленном юноше после прыжка. Он стоит у самого борта, скинув капюшон, подставляя лицо соленым брызгам и ветру. Глаза полузакрыты, на губах играет улыбка — он явно счастлив вернуться в родную стихию.
— К тому же, здесь не всегда так. Ночью шторма зверствуют с большей силой, чем днем, а пассажирским пароходам качка не страшна.
Словно в подтверждение его слов, издали доносится длинный утробный гудок. В километре от нас вальяжно проплывает огромный лайнер, держа курс в центр бури — к станции направляется первый рейсовый корабль. Тот, на который мы так и не попадем. Я с грустью представляю, как его пассажиры будут попивать коктейли, развалившись в уютных креслах, и любоваться через панорамные окна на зарево рассвета, с каждой минутой набирающее силу и краски. Картина не добавляет мне любви к нашему баркасу.