Кто я для Циссы и его начальства? Просто жена толстосума из соседнего мира или достойная кандидатка на почетную роль первооткрывателя новой вселенной? Пустышка или ценный кадр?
Когда молчание становится совершенно невыносимым, двери распахиваются, и входит Никель. Он отсутствовал совсем недолго — видимо, в этот раз им с арзисами-вымогателями было легче прийти к договоренностям о сумме и способах перевода средств.
— Как я голоден! — восклицает он и набрасывается на еду. Накладывает на тарелку еды и ест все без разбора. Я удивленно округляю глаза: кажется, он в впервые забыл о своем вегетарианстве.
Тимериус, напротив, отодвигается от стола и ухмыляется.
— А ты, оказывается, умеешь прогибаться, Андо, — атлант ухмыляется.
— Я много чего умею, Кальведросси, — Ник скалится, — Или ты еще не понял?
— Сегодня подозрительно облачно, — пытаюсь перевести тему в нейтральное русло. Зря я надеялась, что они перебесятся за то время, что не виделись.
— А ты почему не ешь? — Ник переключает внимание на меня и подкладывает мне в тарелку фрукты и зелень. — У нас сегодня будет насыщенный вечер. А уж ночь…
Мрачно смотрю на него. Что за идиотские намеки, да еще и в присутствии постороннего? Хотя какой Тим посторонний? Он постоянный и преданный зритель наших с Ником метаний. Еще немного, и сам станет их участником.
— Да, ешь, — вдруг подключается Тимериус и двигает ко мне огромное блюдо: посередине красуется рыбное филе нежного розового цвета, по периметру выложенное красивым узором из раскрытых створок мидий. — Только не то, что предлагает Ник. Нужно запастись энергией перед «насыщенным» вечером. А на выпечку не налегай. Транс-форма не налезет.
— Налезет, — возражает Никель. — Смотри, она сегодня самостоятельно перекроила свой костюм!
Тимериус внимательно осматривает меня.
— Да, в этом чувствуется определенный… — он замолкает, подбирая слова, — … землянский… земляной… стиль.
— Стиль землянки, — подсказывает Ник.
— Точно!
Я фыркаю и принимаюсь есть. Пусть оскорбляют и насмехаются. Лишь бы не ссорились.
Минут через десять Ник показывает на панорамное окно.
— К твоему вопрос об облачности, Варри… Сейчас начнется.
— Начнется что?
— Кое-что невероятное.
Подхожу к толстому, крепкому, как алмаз, стеклу и всматриваюсь в линию горизонта, которой… нет. Она растворилась в тумане и мгле, обволакивающей море теплым махровым пледом. Тяжелые облака свернулись и жгутами протянулись с небес до самой поверхности воды. Крешейк дырявит их носом, рассекая серый, набухший капельками влаги кисель.
Смотрится достаточно жутко. Корабль словно угодил в мистическую бурю, которая в итоге приведет его в страшную западню. Воображение начинает работать на полную катушку — сказывается влияние просмотренных мной фильмов ужасов.
И примерно так и происходит. Минут пять мы плывем через плотный туман, а потом мелкодисперсная завеса заканчивается. По глазам больно бьет свет: крешейк выныривает из тумана, оказываясь на самом краешке другого, залитого солнцем, мира. Вместо серой воды и серого неба взору является живописный тандем из лазурного моря и ясного синего неба.
Я оглядываюсь. Позади возвышается стена из облаков, ровная и отвесная, словно огражденная невидимым энергетическим полем. Она тянется в обе стороны, на самом горизонте смыкаясь в окружность. За ее пределами клубятся тучи и хлещет дождь, а внутри светит яркое солнце.
Было бы преувеличением сказать, что я никогда не видела ничего более странного. Видела. Существование в двух измерениях одновременно насытило меня визуальными невероятностями. Но это и правда выглядит очень странно.
Лучи отражаются от чего-то блестящего далеко впереди, и я с удивлением замечаю высокую и тонкую башню, тянущуюся к небу в центре круга спокойного моря.
«Здесь под водой покоится бывшая столица Атлантиса — Сатитару», — приходит ответ на мой невысказанный вопрос.
Ноги-подпорки крешейка сгибаются, и поверхность воды начинает стремительно приближаться. Мы падаем! Корма плашмя врезается в воду, поднимая высокие волны, и пол дергается, впервые за все время заставляя нас покачнуться. Голубые, прозрачные кубометры воды захлестывают окно, закручиваясь завихрениями и струйками воздуха. Не успеваю я как следует испугаться и подумать, что корабль тонет, как он снова выныривает под воздействием выталкивающей силы, и сам приступает к планомерному погружению.
Подпорки сворачиваются, прижимаясь к корпусу, заполняют собой пустоты и специальные выемки. Сверху наползают черные пластины, делая крешейк гладким и обтекаемым. Такие же пластины наползают и на наше панорамное окно и крышу, заслоняя большую часть обзора.