Его тепло проникает внутрь, согревая душу, и болезненный клубок нервов в груди понемногу тает. Кулаки разжимаются, и меня прорывает.
— Они цеплялись ко мне из-за твоей косы! Что ты мне заплел? А платье? Платье просто кошмар! — тихо жалуюсь я, чтобы не услышали другие пары, — Я выгляжу, как белая, то есть, красная, ворона… Почему вы так со мной? Вы ТАКОЙ меня видите? А эта баба напыщенная! Она специально подставила ногу, чтобы я споткнулась, ты видел?..
Голос прерывается, а на глазах выступают слезы. Я совсем расклеилась благодаря бархатной ауре защиты и спокойствия, обнимающей меня вместе с Тимом уютным, домашним пледом.
— Будто бы я понижаю моральный дух атлантов, представляешь… — заканчиваю я, и последний укол обиды сменяется приятным опустошением.
— Ложь, — негромко смеется Тим мне в ухо. — Наоборот, ты поддерживаешь его в тонусе…
Он прижимается еще теснее, доверчиво и открыто льнет всем телом, словно ребенок к любимой матери. Уже обеими руками скользит по приятной поверхности платья. Легко и безостановочно водит ладонями, гладит по плечам, спине, опускается немного ниже… С блаженной улыбкой зарывается лицом мне в волосы и трется носом о шею.
— Пока ты со мной, никто не посмеет обидеть тебя, — еле слышно говорит он.
Я выныриваю из созданного им кокона безмятежности и снова вспоминаю об окружающем враждебном мире. Тут же ловлю на себе изумленные взгляды танцующих рядом атлантов. Определенно, мы — гвоздь сегодняшней программы, и дело даже не в том, что он лорд, а я чужачка. Наши объятия слишком тесные, а движения Тима — провокационные для собрания чопорных аристократов. Это и танцем-то можно назвать с большой натяжкой. Вон, даже Салкас с возвышающимся над всеми мэром наслаждаются зрелищем…
«Ник!», обмираю я и принимаюсь искать его взглядом в толпе. Боюсь даже представить, как он сейчас зол! Поворачиваю голову вправо и влево, пытаясь хоть чуть-чуть отстраниться от прилипчивого хамелеона.
Наконец нахожу его и осознаю, что мои волнения были несколько преждевременными. Он и думать забыл обо мне: по-прежнему говорит с Даяной, стоя вполоборота к бальной площадке. А они хорошо смотрятся вместе — гармоничная пара, хоть женщина и капельку выше. Набилианец и набилианка. Оба в брюках и с короткими стрижками. Сильные, красивые и немного воинственные.
Не то, что мы с ним. Мы всегда были чересчур разными, и даже модные улучшения внешности не могли скрасить нашу вопиющую непохожесть.
Эта мысль пробуждает ревность и только-только уснувшее раздражение. Чему ж он так наигранно радуется?! Смеется, машет руками — притом голыми! — в опасной близости от лица странницы. Когда он вообще в последний раз надевал перчатки?
— Не доверяй Никелю.
— ЧЕГО? — я приостанавливаюсь, сбиваясь с шага.
Тимериус молчит некоторое время. Не хочет рушить шаткую гармонию между нами.
— Ты изменилась с тех пор, как мы познакомились, — осторожно подбирает слова. — Каких-то две недели назад Варисса Максимова ненавидела Андо. Закипала от одного неверного слова, готова была стереть в порошок. Теперь же она горит. Сияет, стоит ему оказаться поблизости…
Я внутренне сжимаюсь. Тимериус все ЗНАЕТ. Заметил, что между нами с Ником происходит нечто, не укладывающееся в парадигму «не выносящих друг друга бывших супругов, по воле случая вынужденных работать вместе».
Конечно. Не заметил бы только слепой.
— Люди меняются. Также, как и их чувства, — мне странно озвучивать столь банальные вещи. Это естественно для моего мира. То, что атланты, ушедшие в развитии далеко вперед, не понимают такой эмоциональной непостоянности, не мои проблемы.
Тимериус еще глубже закапывается лицом в созданную им же прическу, лохматя ее, и вдыхает запах волос.
— Перемены начались после того, как он впервые прикоснулся к тебе, — продолжает он, словно не заметив моего ответа. — И чем чаще он делает это, тем сильней и ярче твоя реакция.
Я прикусываю губу, чтобы не застонать. Я понимаю, к чему он клонит. Атлант намекает, что Ник, пользуясь своим талантом чтеца, меняет мое отношение к нему. С мастерством ювелира производя крошечные манипуляции с сознанием, направляет мышление в ином направлении. Превращая ненависть с любовь.
— Зачем ему подселять мне эмоции? Зачем влюблять против воли?
— Не знаю. Может, ради развлечения? Поднятия самооценки? Здорово, наверно, ощущать свою власть над людьми…
Меня начинает трясти. А потом я… смеюсь. Долго и весело хохочу под удивленным взглядом Тимериуса. Серьезно, это даже смешно. Неужели он думает, что я, прожив несколько лет под одной крышей с чтецом, не научилась определять, когда мне что-то внушают?