— Браво! — кричит директор (и когда он успел присоединиться к нам?). — Это было великолепно! Сколько экспрессии, сколько огня и негодования! Вы совершенно правы, къерр. Честно говоря, я тоже устал умасливать этих ленивых критиканов… ЛИК заждался нас.
Он подходит к столу и цепляет один из бутербродов с икрой и зеленью. Запихивает еду в рот, теряя при этом половину начинки, перекочевавшую с хлеба на его модный жилет и, как ни в чем ни бывало, продолжает.
— Надеюсь, все успели перекусить? Командор Асти любезно предложил подбросить всю нашу компанию до ЛИКа. Пора заняться делом. Къерр получит доступ к своему оборудованию, а у остальных появится возможность оценить атлантийские технологии. Что с вами, Вар-ря? Не тряситесь вы так. У нас есть все, чтобы удовлетворить самый взыскательный профессиональный вкус.
6. Подозрения
Мне тоскливо покидать Озрелье. Восхищение архитектурой и стойкостью атлантов, умеющих выживать где бы то ни было, интерес к его парадоксальным порядкам, а также обида, неловкость, грусть оттого, что не смогла и вряд ли смогу вписаться в его странную жизнь — столица Атлантиса оставила смешанные чувства. Да, этот город встретил меня не лучшим образом, напомнил о собственной чуждости и инородности, но то, что ждет за ним, пугает больше ранящих слов и унизительных статей. Я не хочу снова уходить в море.
Еще одно путешествие по узким каналам водной части Озрелья, и мы на широком причале — последнем оплоте суши у бескрайних океанских просторов. Крешейк уже ждет нас, возвышаясь среди частных яхт и небольших пассажирских кораблей гигантским чудищем, явившимся прямиком из морских глубин.
Несмотря на разгар дня, погода не радует. Жара сегодня так и не наступила. Хмурые тучи заволокли небо, а брызги бьющихся о пристань волн долетают даже до членов команды, выстроившихся в торжественном ожидании момента, когда нога директора ЛИКа ступит на палубу для начала самой важной межмировой экспедиции за последние века. Суровых моряков не смущает ни хлесткий ветер, ни вода, ни повышенное внимание журналистов, собравшихся, чтобы проводить нас в добрый (и, надеюсь, не последний) путь.
Они кричат слова напутствия, осыпают нас градом вопросов и вспышками фотоаппаратов. Некоторые снимают прицельно нас с Тимериусом: ждут, что я помашу рукой или приобниму своего удивительного возлюбленного. Мы идем друг за другом, и я благодарна хамелеону за то, что он страхует меня на скользком и тряском трапе, протянутом над полосой неспокойной воды. Но я не стану его обнимать. И махать тоже.
Треор Асти вместе с Циссой встречают нас на корабле, и предупредительный секретарь помогает женской части экспедиции спрыгнуть на крешейк. Даяна игнорирует протянутую руку, даже не взглянув на улыбчивого атланта, а я спокойно принимаю помощь. Смысл разыгрывать сильную женщину, если я и близко не ощущаю себя ею?
— Проследи за ними, друг, — выплевывает Салкас, кивком указывая командору на кипящую на пристани свору. В угрюмом, серьезном человеке тяжело узнать прежнего балагура. — Чтоб ни одного папарацци даже близко рядом с ЛИКом не стояло.
Асти кивает.
Стоит последнему из набилианцев взойти на борт, как крешейк втягивает трап в ворчащее турбинами нутро и разжимает клещи-подпорки, удерживающие судно у причала. Отчаливает без лишних церемоний, пламенных слов и громких речей. Многие тут же спускаются в тепло кают, но я еще долго стою на палубе, глядя на отдаляющийся город. Уменьшаются морские кварталы, грязной сетью наброшенные на серую гавань, показываются аккуратные ряды нарядных особняков, выстроенные на холмах континента. Суша, такая желанная и такая же недостижимая, как и вначале, медленно утекает вдаль, подергиваясь дымкой и мутной пеленой моросящего дождя. Меркнет счастье, только-только глянувшее в душу. Со стороны моря снова надвигается шторм.
Я не сразу замечаю Циссу, тихо появившегося позади. Вздрагиваю от неожиданности, когда рядом раздается знакомый голос.
— Почему вы выглядите такой грустной?
Он одет непозволительно празднично для такого серого и мрачного дня. Белозубая улыбка, яркие татуировки на руках перекликаются с вплетенными в волосы нитями. Атлант снял очки с красными стеклами и теперь рассматривает меня. С интересом, но не так, как смотрели атлантийки, мэр или тот же Сал, наигранный до мозга костей. В его глазах светится живое участие — по крайней мере, мне хочется думать так. Конечно, я не настолько глупа, чтобы раскрывать свои потаенные печали при малейшем признаке сочувствия, но кое-какими опасениями все-таки делюсь. Я говорю ему про ЛИК и темные слухи, то и дело проскальзывающие среди массы упоминаний заслуг, научных открытий и достижений. Мы, студенты Сферы, любили развлекать друг друга подобными байками.