По речной глади, блестевшей под солнцем Припяти, ходили темные тени облаков. Зелень кустов и деревьев, уже тронутая желтизной осени, окружала черные крыши и серые стены домиков Чернобыля.
Служка споро отдернул занавеску; если праведник хочет посмотреть на реку, он должен посмотреть на реку. Мужчин ребе Аарон принимал с глазу на глаз, но когда приходила женщина, служка всегда оставался в комнате, чтобы праведник не оказался с ней наедине.
Разумеется, не потому, что он опасался поползновений дурного начала – какое дурное начало у праведников? О них сказал в Псалмах царь Давид: сердце пусто во мне. Служка оставался, дабы избежать ненужных пересудов. Мало ли что может взбрести в голову какой-нибудь взбалмошной даме, мало ли какие глупости начнет она нести восторженным шепотом после аудиенции? Никто ведь не проверяет честность и порядочность посетительниц, ребе принимает всех, кто просит о помощи.
В этом случае опасаться было нечего, Рохеле в Чернобыле хорошо знали. Ребе Аарон привечал ее родителей, честных, порядочных людей, и много лет назад лично принимал участие в поисках жениха для торговки. Впрочем, тогда она была еще не торговкой, а скромной девушкой, боявшейся поднять глаза на незнакомого человека.
– Ребе, – Рохеле тяжело опустилась на стул и сложила на животе красные от стирки руки. – Ребе, у меня неудачная неделя. Так не везет, хоть плачь.
Как бы подтверждая свои слова, она жалобно хлюпнула носом.
– О чем ты просишь?
– Я не знаю, о чем я прошу, – с раздражением произнесла женщина. – Я знаю только, что скоро суббота, а у меня в доме шаром покати.
Она помолчала несколько секунд, словно раздумывая, продолжать или нет.
– Я знаю, нехорошо жаловаться на мужа, но сами посудите, ребе. Михл ваш хасид. Он святой человек. В голове у него только Талмуд, ангелы, комментаторы и законы. Умные слова сыплются из Михла, как песок из дырявого мешка.
– Разве это плохо? – осторожно спросил ребе.
– Это не плохо. Это, наверное, хорошо. Плохо другое – он ничего не зарабатывает. Или почти ничего. Все висит на мне. Дом, восемь детей, стирка, торговля, готовка. Нет, я не жалуюсь, – Рохеле отерла губы уголком головного платка. – Когда Бог дает заработок, так жить можно. Тяжело, но крутимся. Но когда Он не дает…
– Так о чем же ты просишь?
– Вы попросите там, наверху, – торговка посмотрела на потолок с таким выражением, будто все небесное воинство скрывалось у ребе на чердаке. – Ну, замолвите за нас словечко.
– Ты, кажется, яблоками на базаре торгуешь?
– Точно, яблоками. Всегда покупают, а тут словно отрезало. И ведь хорошие яблочки, наливные, крепкие. Не хуже, чем обычно. Всегда их берут, никогда не жалуются, а на этой неделе почему-то перестали. Сглазили, наверное, мои яблочки.
– Ладно, – сказал ребе, – завтра я тебе помогу.
В пятницу утром, когда евреи Чернобыля отправились на рынок покупать продукты для субботы, ребе Аарон встал на место торговки и, положив руку на корзину с яблоками, негромко произнес:
– Евреи, вот хорошие яблоки. Покупайте яблоки на субботу.
Через несколько минут к прилавку невозможно было пробиться. Еще бы, если сам Чернобыльский ребе продает яблоки, значит, это не просто яблоки. Ребе Аарон не встанет за здорово живешь у прилавка. Если он оставил синагогу и положил руку на корзину, можете поверить, в этих яблоках скрывается нечто особенное.
На цену никто не смотрел. Деньги бросали на тарелку без счета и, принимая из рук ребе два, три яблока, смиренно благодарили. О, ведь даже одного слова ребе Аарона хватало, чтобы бесплодные забеременели, бедняки разбогатели, незрячие открыли глаза. А тут сразу три яблока из его рук! Три яблока, осененные святостью праведника. При чем тут деньги?
Спустя полчаса недельный запас яблок был полностью распродан. Пересчитав монеты, торговка ахнула – выручка во много раз превышала обычную.
– Вот видишь, – сказал ребе Аарон, выходя из-за прилавка, – у тебя были прекрасные яблоки, просто евреи Чернобыля ничего про них не знали.
– Ребе, еще одна просьба, – продолжила Рохеле. – Младшенькая моя, Двора-Лея, все время хворает. Чуть ветерок подул, у нее уже температура. Кто-то рядом чихнул, ее в озноб. Благословите дочку, ребе!
– У тебя остались яблоки? – спросил ребе Аарон.
Рохеле порылась в соломе, устилавшей дно корзины, обнаружила затерявшееся яблоко и протянула ребе. Тот взял его в руку, внимательно осмотрел и вернул в корзину.
– Положи его Дворе-Лее под подушку. Пусть полежит там несколько дней – и, даст Бог, здоровье девочки наладится.
Вернувшись домой, Рохеле тщательно обернула яблоко вощеной бумагой, уложила в мешочек из плотной ткани и сунула под подушку спящей дочери. Та хворала с начала недели: горло обметало, насморк был такой, что бедная малышка могла дышать только ротиком. Рохеле поила ее молоком с медом, засовывала в носик дольки лука, но эти, раньше вполне действенные средства, не помогали.