Во дворе меня уже ждал мой отремонтированный и натертый до блеска велосипед. Я еще раз проверила шины, поочередно сдавив их пальцами, и, закрепив на багажнике полиэтиленовый пакет с провизией, выкатила его на улицу.
У Антона была зеленая “Кама”, обклеенная цветными наклейками, с исключительно работающим фонариком. Его свет буквально ослепил меня, когда я вышла.
– Привет. Поедешь первым, – с деловым видом скомандовала я. – У тебя вон как фонарик лупит.
– Привет. Как скажешь, – отозвался он и с шумом вытолкнул воздух из легких, собираясь рассмеяться.
– Тц-ц-ц, тише! Если мы разбудим бабушку, считай – накрылось все медным тазом.
– Чем накрылось?
– Медным тазом, – чуть медленней повторила я и перекинула одну ногу через велосипедную раму. – Значит так – едем сначала по главной дороге в сторону города, может километров восемь – десять, а потом я покажу, где свернуть. Понял?
– Понял.
Антон был одет в светло-серые шорты чуть ниже колен, белую широкую футболку и в те самые ослепительно белые кеды, которые были на нем, когда мы случайно встретились на центральной площади несколько дней назад. В этой светлой одежде он был похож на мотылька, прилетевшего на свет фонаря и безустанно порхающего вокруг него. В том, как он вскочил на велосипед и как, не присаживаясь на седло, закачался из стороны в сторону, и закрутил педали, было столько грации и легкой непринужденности, что я, засмотревшись, дала ему фору в несколько минут. Седло моего велосипеда было холодным и влажным от утренней росы. Я обтерла его рукой и села. Поставив одну ногу на педаль, я оттолкнулась другой и почувствовала, как мое тело сразу же отозвалось приятным балансирующим покачиванием. Я с силой надавила на педали, они послушно передали мою волю колесам, а те в свою очередь сорвали меня с места. Я вырулила на прямую дорогу и, разглядев вдали колышущееся от напора ветра белое облако Антоновой футболки, погнала свою “Тиссу” навстречу рассветному зареву.
Дорога была пустая – ни машин, ни людей. Мои ноги работали четко и слаженно, и скоро расстояние, разделяющее нас, стало сокращаться. Я выехала с обочины на гладкое асфальтовое покрытие и поравнялась с Антоном.
– Догнала, – улыбнувшись, сказал он и перехватил одной рукой руль моего велосипеда.
– Это было не сложно. Что ты делаешь?
– Ты можешь отпустить руль, не бойся – я держу!
– Я и не боюсь, – сказала я и вскинула обе руки к небу. – Лечу-у-у, смотри, я лечу-у-у, – кричала я и заливисто смеялась.
– Круто, да?
– Еще как!
Без устали мы крутили педали и мчали по самой середине дороги, минуя когда-то возделываемые, а теперь заросшие колхозные поля, порушившиеся хлебные амбары, брошенные и заржавевшие комбайнерные косилки. Посреди этого безмолвного кладбища целой эпохи больших человеческих надежд наш радостный смех раздавался особенного звучно и громко. Мы спешили оставить позади унылые деревни с их спящими жителями и успеть к заре нового дня – нашему времени молодых и влюбленных.
– Стой! – прокричала я Антону, который, увлекшись ездой наперегонки, проехал нужный нам поворот. – Стой! – еще громче прокричала я и рассмеялась.
Колышущееся вдали белое облако вдруг замерло, и из темноты раздался звон его голоса.
– Что случилось? Почему мы остановились?
– Здесь нужно повернуть, – приложив обе ладони ко рту в виде рупора, прокричала я.
– Хорошо!
Антон повернул, и милое белое облако опять затанцевало на фоне розовеющего неба. В одну секунду он приблизился ко мне и, шутя, протаранив переднее колесо моего велосипеда, спрыгнул с седла.
– Выключай фонарь – светает уже.
Антон выключил фонарик, и полумрак плеснул мне в глаза, ослепив. Я на ощупь слезла с велосипеда и повела его к щебенчатой обочине.
– Здесь глубокий овраг, так что пойдем пешком, – сказала я.
Следом за мной Антон спрыгнул на землю и, ухватившись за руль, скатил велосипед с дороги в землистый овраг. Я дождалась его внизу, а потом указательным пальцем в воздухе обвела кромку большой лужайки впереди и добавила: “Во-о-от так пойдем”.
Мне вдруг невозможно захотелось увидеть его лицо и прочитать на нем все, о чем он в этот момент думал. Я повернулась к нему. Его бархатные глаза были широко распахнуты – он то ли пытался разглядеть предстоящий нам путь, скрытый тенью граничащего с опушкой леса, то ли – бороться с запоздавшей дремотой. Я украдкой смотрела на него, и счастье, переполнявшее мое сердце, творило из этих секунд вечность.